В общем‑то, я и не хотела. Я, можно сказать, срослась с этим местом.

– Я же не говорю «нет», – запротестовала я.

– Но и не прыгаешь от радости. А я именно на это и рассчитывала, – вздохнула Рейчел. – Ну хоть ко мне‑то ты придешь?

– Ты же сама знаешь, что приду, – сказала я и свернула шею, пытаясь выглянуть в заднее окошко. – Ну все, мне пора бежать.

– Ага‑ага, – сказала Рейчел. – Захвати с собой печенье. Только не забудь. Ладно, пока.

Она засмеялась и повесила трубку.

Я торопливо поставила рагу тушиться на маленьком огне, чтобы не требовалось моего присмотра. Потом сняла с вешалки пальто и открыла дверь на террасу.

Холодный воздух немедленно обжег щеки и защипал уши, напоминая о том, что лето официально закончилось. В кармане пальто у меня была припрятана вязаная шапочка, но мой волк не всегда узнавал меня в ней, так что я не стала ее надевать. Я украдкой оглядела подступы ко двору и спустилась с крыльца, приняв как можно более небрежный вид. Кусок говядины у меня в руке казался холодным и скользким.

Жухлая блеклая трава захрустела под ногами. Я дошла до середины двора и остановилась, на миг ослепленная розовым закатом, рдевшим за дрожащей черной листвой. Этот суровый пейзаж и наша теплая кухонька с ее уютными запахами легкой жизни существовали в двух различных мирах. Казалось бы, я принадлежала ко второму и должна была чувствовать себя там как рыба в воде. Однако деревья манили меня к себе, искушали бросить все то, что было мне так привычно, и раствориться в наступающей ночи. Это желание в последнее время посещало меня с пугающей частотой.

От темноты на краю леса отделилась какая‑то тень, и я увидела под деревом моего волка. Он повел носом, учуяв мясо у меня в руке. Облегчение, которое я испытала при виде него, сменилось ужасом, когда он вскинул голову и на морду ему упал желтый квадрат света из раскрытой двери. Его нижняя челюсть была покрыта запекшейся кровью. Старой, не сегодняшней.

Ноздри его трепетали: он чуял запах мяса. То ли этот запах, то ли мое привычное присутствие подтолкнули его сделать несколько шагов по направлению ко мне. Потом еще несколько. Так близко он еще никогда не подходил.

Я не сводила с него глаз; он был совсем рядом, и я могла бы протянуть руку и коснуться его ослепительного меха. Или бурого пятна на морде.

Мне отчаянно хотелось, чтобы это была его кровь. Из старой раны или ссадины, заработанной в схватке.

Впрочем, это казалось маловероятным. Судя по всему, кровь была чужая.

– Это ты его убил? – прошептала я.

Мой голос, вопреки ожиданиям, не спугнул его. Он точно прирос к земле, его глаза были прикованы к моему лицу, а не к куску мяса у меня в руке.

– В новостях только об этом и говорят, – продолжала я, как будто он мог меня понять. – Заладили: трагедия, трагедия. Говорят, что это дикие звери во всем виноваты. Ты это сделал?

Он смотрел на меня еще с минуту, не двигаясь, не мигая. А потом – впервые за шесть лет – закрыл глаза. Это шло вразрез со всеми природными инстинктами, которые полагается иметь волку. Вечно немигающий взгляд – а теперь он застыл в позе почти человеческого горя, закрыв блестящие глаза, пригнув голову и прижав хвост.

В жизни не видела картины печальней.

Медленно‑медленно я приблизилась к нему, опасаясь лишь спугнуть его, а не его окровавленных челюстей и острых зубов. Уши у него встали торчком, значит, он заметил мое приближение, однако не сдвинулся с места. Я присела на корточки и бросила мясо на снег. Волк вздрогнул. Он был так близко, что я улавливала мускусный запах его шкуры, чувствовала тепло его дыхания.

И тогда я сделала то, чего всегда желала, – положила ладонь на его мохнатый загривок, а когда он не отпрянул, погрузила в мех обе руки.