|
Это сулило Ван дер Вальку вкусный свежеприготовленный ужин вместо разогретых остатков. Он вспомнил, что она все равно не смогла бы никуда уйти из за ребенка. Эта девочка… Говорил ли Зомерлюст правду, утверждая, что не знает, кто был ее отцом? Похоже на правду. Но почему он женился на Эстер Маркс в таком нехарактерном для него порыве донкихотского романтизма? Она была медсестрой – армейской медсестрой. Не был ли отец ребенка ее боевым товарищем, например, в Корее? Который, возможно, был убит или что то с ним случилось? Подойдя к дому, он решил, что сочиняет сказку, достойную какого нибудь дамского журнала, открыл парадную дверь и тут же почуял соблазнительный запах. Арлетт, которой помогала Рут, готовила ужин.
Сегодняшний день выдался утомительным для комиссара. К тому, что Арлетт говорила дома по французски, он привык. Она всегда это делала, чтобы мальчики разговаривали на двух языках. Расшнуровывая ботинки, он услышал, что девочка отвечала Арлетт – не только понимала ее. Он вскочил как ужаленный. И кинулся в кухню. – Вы видели маму? – немедленно спросила девочка, но Ван дер Вальк был готов к этому. – Мы вместе пойдем к ней завтра утром. Хотя она, возможно, еще не будет настолько хорошо себя чувствовать, чтобы разговаривать с нами. Рут, раскрасневшаяся и возбужденная, похоже, хорошо ладила с Арлетт. – Я устал, хочу пить и хочу вина. – Можно я налью вам? – Конечно, только из холодильника. И возьми кухонный стакан. – Мадам говорит по французски. – Мадам – француженка. И ты, оказывается, говоришь по французски. Я слышал. – Ой, и вы говорите! Я тоже француженка. – В самом деле? – А это ничего? – Налей мне тоже, – попросила Арлетт. – И ты можешь выпить капельку, если хочешь. – Хочу. Девочка не умеет вести себя за столом и слишком возбуждена. После ужина Ван дер Вальк, яростно жестикулируя, показал, что ребенку пора идти спать. Арлетт посмотрела на него с таким выражением, которое означало что то вроде «можешь учить свою бабушку», и надолго запропастилась куда то. Из ванной доносился сильный шум. Наконец Арлетт появилась. Она была совершенно измочалена и попросила бокал портвейна. – Она пережила ужасное время. Ей нужно уделять много тепла, много внимания, проявлять много спонтанного энтузиазма. Ее слишком надолго оставляли одну. Она привыкла сдерживать свои чувства, а теперь ее надо научить выплескивать их наружу. Такое невозможно сделать за три дня. Ты что нибудь знаешь обо всем этом? – Очень мало. Женщина была убита неизвестным. Оружие оказалось пистолетом пулеметом израильского производства. Женщину звали Эстер Маркс. Она родилась во Франции, в семье югославов, по видимому. – Израиль… Эстер… Рут. Евреи, как ты думаешь? – Не знаю, – вяло ответил он. – Разве это важно? Евреи ее, что ли, убили? – Скорее арабы… они так быстро убегают, – легкомысленно заметила Арлетт. – Мне кажется, что девочка догадывается, что ее мама умерла. Дети так остро это чувствуют. Ты видел мужа убитой? – Приятный человек. Утверждает, что Эстер никогда не говорила о своем прошлом, а он решил никогда ни о чем ее не спрашивать. Теперь, думая об этом, я верю, что это правда, и даже больше того – что это было очень разумно с его стороны. – Значит, никаких сомнений? Это было что то или кто то из прошлого? – Возможно… хотя бы потому, что, как ни странно, очень мало известно о ее настоящем. Чем она занималась весь тот день? Узнаем от Рут… со временем. – У тебя есть какие то планы на сегодня? – Хочу съездить взглянуть на ту квартиру. Технический отчет ничего мне не дал. Но я ненадолго. |
