– Именно так, – прозвучал спокойный ответ. – Но чем больше на это смотришь, тем глупее все это кажется. Кастри должен был руководить маневрами – включая вооружение! Когда стало очевидным, что наступательная база превратилась в осажденную крепость, парашютно десантные войска продолжали использовать. Это была ошибка, которую повторили в Алжире. Было принято считать, что легион и парашютно десантные полки – единственно эффективные ударные войска. Они считались главным резервом и слишком часто нерационально использовались, чтобы заблокировать какую нибудь дыру. И наконец, когда лагерь был окружен плотным кольцом, укрепить его могли только парашютно десантные соединения.

– Никто не обратил внимания… если только, конечно, Лафорэ этого не заметил?

– Парашютно десантные войска действуют в соответствии с полученными инструкциями. Чем глупее эти инструкции, тем важнее избежать провала.

– Они потерпели поражение – не простили себе этого, но были рады найти каких то козлов отпущения.

– Лагерь удерживали в течение двух месяцев непрерывной атаки примерно две с половиной тысячи боеспособных солдат под командованием подполковника, не имевшего никакой стратегической подготовки, и полудюжины офицеров вдобавок, которых позднее поносили как «мафию» и в числе которых был игравший второстепенную роль ваш покорный слуга.

– Эта самая мафия приговорила одного младшего офицера, виноватого лишь в том, что у него произошел нервный срыв, к жизни, которая подобна смерти.

– Вы заблуждаетесь, – ответил генерал с достоинством. – Эта мафия ни в коей мере не причастна к такому акту. В то время он находился под моим командованием, и за то, что произошло, я лично несу ответственность.

Слушая его, Ван дер Вальк вынужденно отметил, что генерал был грозен.

– Я не стремлюсь кого то осуждать, – сказал Ван дер Вальк. – Ни вас, мой генерал, ни полковника Годара, ни лейтенанта Лафорэ. Кто их поймет!

– Что было у них на уме – вероятно, никто не поймет. И возможно, вы правы, ставя всех на одну доску.

– Лафорэ был наделен губительным даром – воображением.

– Вы стремитесь оправдать его… обелить, – фыркнул генерал.

– Никто еще никогда не пытался защитить его, – распалился Ван дер Вальк. – Что вы сделали – послали ему пистолет в коробке, упакованной как рождественский подарок? Ведь так, по легенде, поступили несколько офицеров с Наварром?

– А вы чего ждали – чтобы я вежливо пошел, держа шляпу в руках, пригласил его получить наградные и поинтересовался, не соблаговолит ли он тихо уволиться из армии?.. В лагере Ланглэ сорвал берет с одного из офицеров, который, по его мнению, не заслуживал права его носить. С офицера, равного по званию. Правила едины для всех. Никто не выбирал специально Лафорэ, как вы, похоже, полагаете. История, месье комиссар полиции, забывает тех, кто не поддерживает свою репутацию в битвах. И мы… я говорю «мы»… не подчиняемся мнению гражданского лица… даже полицейского.

– Нет, – сказал Ван дер Вальк, тяжело поднявшись, – так же как генерал Кристиан Мари Фердинанд де ла Круа де Кастри, потомок герцогов и маршалов, который не подчинился мнению бретонского крестьянина. – Он просто не мог ничего с собой поделать.

– Сядьте, комиссар, – тихо сказал генерал. – Прошу меня простить.

– И я прошу меня простить. Он был вашим мальчиком, и вы пострадали из за него.

– Эстер Маркс всадила в него пулю. Она была одной из наших. Она глубоко сожалела, что не была там с нами.