– Поговорим об Эстер Маркс?

– Вы приехали… арестовать меня?

– У меня нет официальных полномочий на это. Вы предпочтете пойти со мной к бельгийцам? Или просто вернуться в Голландию на машине?

– Похоже, вы во всем уверены.

– Я ни в чем не уверен. Если бы я был уверен, я бы прислал фургон с двумя жандармами и предписанием.

– Но я полагаю, что все указывает на это.

– Пока мы не узнаем чего то нового. Например, вы сможете сообщить мне, где вы были, что делали, что то вроде этого.

– Сообщить… – Тон Лафорэ был высокомерным. – Вы хотите, чтобы все было подтверждено свидетелями и вещественно.

– Судья захочет. Я только действую исходя из разумной презумпции. Она существует. Я хочу знать больше. Скажем, так было бы лучше для моего дела.

Лафорэ, со стаканом в руке, непринужденно облокотился на стойку бара и пристально смотрел в окно на промокшие поля и бетонную полосу, не проявляя заметного интереса к тому, что говорил или делал Ван дер Вальк. «Вероятно, ему совсем не интересно, – подумал комиссар. – Как там его называли? Человек с фантазиями».

– Я мог исчезнуть, – задумчиво сказал Лафорэ.

– Вы могли создать ряд ненужных проблем, – согласился Ван дер Вальк. – Сомневаюсь, что это стоило делать.

– Вы, похоже, не беспокоитесь? Я ведь здесь среди друзей.

– А какой смысл мне беспокоиться? И какой смысл нам задавать эти вопросы друг другу? Я вынужден официально спросить у вас только одно. Вы убили ее? Фактически я обязан задать вам этот вопрос в официальной форме, поскольку я – комиссар полиции и нахожусь при исполнении служебных обязанностей и под присягой. Франсуа Ксавье Лафорэ, вы подтверждаете, что убили Эстер Маркс Зомерлюст с намерением или без намерения сделать это или планировать такое действие?

– Зомерлюст… Да… Да… Я полагаю, так.

– Какими бы глупыми ни казались такие вопросы, это помогает в конечном счете. Вы хотите сказать, что все не так просто.

Пожимание плечами.

– Именно так. Вы увидите, что мы не будем настаивать на том, что все очень просто. Мы связаны законами военного времени.

– Не будете настаивать? Годы заключения в тюрьме… или в психиатрической лечебнице… какая разница? Зачем говорить об этом? Зачем объяснять? Что это может дать?

– Решение не зависит ни от вас, ни от меня, – резко сказал комиссар. На него смотрели затуманенные глаза, словно в нескольких каплях виски содержалось изрядное количество нембутала. – Вот, возьмите.

– Я не курю, спасибо.

«И мы не совершаем также никаких затейливых самоубийств», – подумал Ван дер Вальк. Пожалуй, надо устроить небольшой разнос этому герою, прежде чем он начнет забаву с отходом. Если захочет валять дурака, пусть подождет, пока мы выйдем из кустов.

– Садитесь сюда, за стол, рядом со мной. Не хочу, чтобы эта глупая девчонка подслушивала у дверей. Давайте сделаем вид, что у нас деловой разговор.

– Она печатает, – с тонкой усмешкой заметил Лафорэ.

– Послушайте, есть лишь один путь в подобных обстоятельствах – это относиться к ним как к соглашению о покупке в рассрочку. Садитесь, и я продам вам страховку от несчастного случая. – Порывшись в карманах, он достал блокнот и ручку. Не совсем подходяще, но вносит легкое чувство реальности… а это сгодится.

– Узнаю голландцев, – сказал Лафорэ спокойно.

– Да. Мы голландцы. Вопрос номер один – почему автоматическое оружие?

Лафорэ сел, оперся локтями о стол, не спеша пошарил в кармане и достал пластину жвачки, медленно развернул ее и сжал крепкими белыми зубами.