Степь была совсем ровная и ослепительно белая, только впереди чернел куст.

Лена оглянулась — их догоняли остальные ребята.

— Быстрей, быстрей, — задыхаясь, говорила она. — Догоняют.

Но Вася, напротив, замедлил бег, а скоро и вовсе перешел на шаг. Их тотчас нагнали остальные.

— Как ты думаешь, Борис, — спросил Вася, — что там такое?

— Это не куст, — быстро сказал Толя Цыганенко, — это что-то плоское.

— Какое же плоское, — возразила осторожная Оля. — Вон какая загогулина торчит.

— Айда посмотрим! — крикнул Володя Моруженко и побежал.

Но, пробежав шагов сто, ребята остановились. Теперь они поняли, что это такое. Медленно шли они вперед, почему-то стараясь не шуметь, хотя кругом не было ничего живого.

В снегу лежал мертвый немец. Одна согнутая в локте рука его торчала в воздухе. Шинель, и лицо, и даже пальцы на руке — все это было присыпано снегом. Кто убил его здесь, в степи? Партизаны? Немец казался костяным.

Ребята стояли не двигаясь. Они смотрели на костяное лицо с запавшими закрытыми глазами, на застывшую в воздухе руку, которая, казалось, просила о чем-то.

Борис подошел к мертвому, и все с испугом подумали, что он ударит его ногой. Но нет, он только хмуро смотрел на убитого.

Лена, не глядя, нашла Васину руку и уцепилась за нее. Девочки придвинулись друг к другу. Покровские ребята уже не раз видели смерть. Они даже видели смерть дорогих им людей. И все-таки этот мертвый в ненавистной серо-зеленой шинели, этот враг, лежащий в их родной степи, не вызвал у них радости. Они испытывали другое чувство — тягостное, мучительное, которому не знали названия.

— Нужно обыскать, — сказал Борис.

— Ой, Боря, не трогай! — прошептала Лена.

— Борька верно говорит, — решительно сказал Вася, отпустил ее руку и подошел к мертвому. — Вдруг при нем есть документы? Отнесем их Степану Ивановичу. Мало ли? Может, найдется что-нибудь важное?

Он наклонился. Девочки старались не глядеть и все-таки не могли не глядеть, как Вася обыскивает карманы. В одном кармане оказался бумажник с письмами.

Никому уже не хотелось в лес, но дело есть дело, и ребята отправились дальше.

ЧУЖИЕ ПИСЬМА

Письма из кармана убитого были написаны разными почерками. Что там написано — ребята понять не могли. Даже старшие, изучавшие в школе немецкий язык. Кроме того, в бумажнике оказались фотографии. На одной где-то в саду, на дорожке, стоял мальчик, очень аккуратный и нарядный, в вышитом свитере и штанишках, застегнутых под коленками. На другой фотографии тот же мальчик, только поменьше, сидел на руках у старой женщины с большим лицом и пышной белой прической. Женщина сидела в кресле с высокой резной спинкой, переплетя пальцы на животе у мальчика.

— Ишь, немка! — сказал Толя Прокопенко.

«Помещица, должно быть, — думал Борис. — Может быть, наша Таня у нее работает? А она держит собак, надсмотрщиков и издевается над своими рабами?»

Маленький немец смотрел с фотографии внимательно и серьезно. Но казалось, отпусти его сейчас та женщина, чьи пальцы сцеплены у него на животе, и он мигом убежит — может быть, чтобы играть в чижа.

Но никто из ребят не сказал этого вслух. Что-то невидимое и злое отгораживало их от маленького немца, и Володя Моруженко сказал сквозь зубы:

— Попался бы он мне, фриценок проклятый.