Пока все шло хорошо, но было так
темно, что я не видел собственную руку.
Действуя по плану, сняли наши заснеженные ботинки и поставили их на пол, сняли шляпы. Я заметил, что Вулф не расстался со своей тростью,
очевидно, рассчитывая утихомиривать ею самых ретивых любителей звонить по телефону в полицию… Вновь возглавив нашу ударную группу, я занял место
впереди, Вулф – за мной, в арьергарде – Сол. Таким порядком мы и прошли через холодную комнату, которая, я бы сказал, была вовсе не холодной, а,
наоборот – теплой. В оранжерее почувствовал себя неприятно: жара, мрак, ряды дощатых настилов скамеек, и со всех сторон стекла, кажущиеся
абсолютно черными.
Через оранжерею мы прошли весьма аккуратно, не задев ни одно из растений, попали в теплицу, в которой вообще стояла тропическая жара, и вошли в
соседнюю комнату.
Здесь, продвигаясь рядом с настилом, мы, как я рассчитал, достигли примерно середины помещения. Я пошел еще медленнее, дождался следовавшего за
мной Вулфа, нащупал занавеску. Приподнял ее, и Сол занял то место, где недавно лежало тело Дими Лауэр. Я не мог, конечно, видеть, как он там
устроился, но, убедившись наощупь, что все вроде бы в порядке, аккуратно опустил занавеску и мы с Вулфом пошли дальше, вскоре очутившись в
свободной части помещения, где уже не было скамеек.
В оранжерее ни души, и мы могли бы разговаривать шепотом, но пока не ощущали в этом необходимости. Я сунул револьвер в кобуру под мышкой и пошел
к двери, соединяющей оранжерею с гостиной жилого дома.
Это была плотно сколоченная дверь из толстых, хорошо пригнанных друг к другу досок. Но все равно снизу через щелку проникал свет. Из за двери
доносились громкие голоса, что было нам на руку. Я сильно нажал на ручку и принялся ее поворачивать. Сейчас мы должны были получить ответ на
очень важный вопрос: была ли дверь изнутри заперта или нет.
Дверь была не заперта.
– Путь свободен, – шепнул я Вулфу, распахнул дверь, и мы вошли.
Когда я окинул помещение взглядом, я понял, что нам повезло: в комнате находились трое: сам Джозеф Дитмайк, его дочь и сын.
Наше появление оказалось для них ударом грома среди ясного неба. Второй удар – поблескивающий у меня в руках револьвер.
Любой из них, конечно, мог бы и закричать, но нет – все трое словно онемели, молчали, как рыбы. Сибил полулежала на диване, откинувшись на
подушки, в руке у нее был красивый бокал с коктейлем. Дональд сидел рядом на стуле, тоже что то пил. Папочка Джозеф стоял возле них, он
единственный сделал какое то движение, когда обернулся и увидел нас в дверях.
– Всем оставаться на месте, – скомандовал я, – и тогда мы никому не причиним вреда.
Звук, изданный Джозефом, походил на нервный смешок, Сибил облекла свои эмоции в словесную форму:
– И вы посмеете стрелять?
– Безусловно…
Вулф двинулся было вперед, но я задержал его. Разумеется, мне совершенно не хотелось стрелять. Они могли кричать, сколько заблагорассудится, все
равно до стража у ворот не докричишься, но звуки выстрелов страж этот, конечно, услышал бы.
Я подошел к Джозефу, ткнул ему в грудь пистолетом, обшарил все карманы. Пусто… То же самое проделал с Дональдом, Конечно, я бы с большим
удовольствием ощупал голубое вечернее платье Сибил, но подумал, что не имею на то веских оснований.
– О'кей, – сказал я Вулфу. – Оружия у них нет.
– Это преступный акт! – заявил Джозеф Дитмайк. Слова его были мужественные, но голос предательски дрожал.
Вулф, подойдя к Джозефу, отрицательно покачал головой.
– Я с вами не согласен, – заявил он миролюбиво. |