Крошечная пуговица наконец протискивается в тугую петлю.

Тишина в спальне стоит такая, что Сьюзен хочет­ся громко кричать, чтобы разорвать ее.

Какой же он все-таки большой!

И страшный.

Иногда все кончается здесь, но иногда... Не всег­да отец Сьюзен отступает так легко.

В этот раз она оцарапала его легко, словно котенок. Но иногда кровь из разорванного века течет ре­кой.

Наконец он покидает спальню и, с грохотом за­хлопнув за собой дверь, начинает подниматься по лестнице. В окне жалобно звякает стекло. Сьюзен долго прислушивается к скрипу и стону ступенек под его тяжелыми шагами.

Она сидит на кровати одна и дрожит — от страха и от ощущения одержанной победы.

Постепенно все вокруг погружается во тьму.

На этот раз ей не удалось увидеть его кровь.

Может быть, в следующий раз.

А если взять в кухне нож?..

* * *

Сьюзен оставалась в своем механическом кресле еще полчаса. Не снимая своих ВР-доспехов, она продолжала неподвижно сидеть, опираясь спиной на

черную кожу спинки, заново переживая свой страх перед давно умершим человеком.

Между пятью и семнадцатью годами юная Сью­зен подвергалась извращенному насилию со сторо­ны своего собственного отца бессчетное количество раз. Составленная ею программа ВР-терапии вклю­чала в себя двадцать два эпизода, каждый из которых Сьюзен тщательно восстановила в памяти и записала во всех подробностях. Как и любая хорошая компьютерная игра, ее программа обладала поливариант­ностью. В каждой из этих двадцати двух сцен собы­тия могли принимать то или иное направление, оп­ределявшееся не только тем, что скажет или сделает Сьюзен, но и специальным разделом программы, который умел выбирать повороты сюжета случайно, наугад. Поэтому даже сама Сьюзен, хотя она созда­вала и отлаживала программу терапии своими собст­венными руками, не могла предвидеть, что будет с ней в виртуальной реальности дальше.

Работая над программой, Сьюзен предусмотрела даже такой вариант, когда ее отец, разъяренный со­противлением дочери, убивает ее ножом. И не про­сто убивает — он долго кромсает неподвижное ма­ленькое тельце, пока от него не остаются одни кро­вавые лохмотья.

Этот выдуманный эпизод Сьюзен тщательно от­режиссировала и включила в программу, но за во­семнадцать месяцев виртуальной терапии он еще ни разу ей не попался. Откровенно говоря, она сама боялась такой возможности и искренне надеялась, что закончит лечение прежде, чем подпрограмма случайного выбора наткнется на этот жутковатый вариант сюжета.

Разумеется, гибель Сьюзен в виртуальном мире вовсе не означала, что она должна умереть и в реаль­ности. Только в самых тупых видеофильмах проис­ходящее на экране компьютера могло оказывать ка­кое-то влияние на события материального мира.

И все же компьютерная анимация этого кошмар­ного видеоряда далась Сьюзен нелегко. Испытать же эти события непосредственно в трехмерной ВР-среде — уже не в качестве режиссера, а в качестве непо­средственного участника, в качестве жертвы — было бы не в пример тяжелее и опаснее. Дело могло за­кончиться нервным расстройством или психической травмой.

Но без этого рискованного элемента ее програм­ма вряд ли была бы настолько эффективной. Каж­дый раз, когда Сьюзен проживала ту или иную сце­ну, она должна была знать, что опасность, которую представляет собой ее отец, вполне реальна и что с нею на самом деле может случиться что-то нехоро­шее.

Только в этом случае каждое «нет», которое она произносила, преодолевая себя, обретало ценность и значение. Только когда Сьюзен искренне верила, что неповиновение отцу во время сеанса может по­влечь за собой самые серьезные последствия, она чувствовала на губах вкус одержанной победы.

Под мерное гудение электромоторов кожаное крес­ло снова изменило свое положение.