. Петр вливал эти слова целиком, ушатами, бочками в нашу утробу. Сперва — точно, вышло нечто чудовищное, а потом — началось
именно то перевариванье, о котором я вам докладывал. Понятия привились и усвоились; чужие формы постепенно испарились, язык в
собственных недрах нашел чем их заменить — и теперь ваш покорный слуга, стилист весьма посредственный, берется перевести любую страницу из
Гегеля... да—с, да—с, из Гегеля... не употребив ни одного неславянского слова. Что произошло с языком, то, должно надеяться, произойдет и в
других сферах. Весь вопрос в том — крепка ли натура? а наша натура — ничего, выдержит:—не в таких была передрягах.
Бояться за свое здоровье, за свою самостоятельность могут одни нервные больные да слабые народы; точно так же как восторгаться до пены у
рта тому,что мы, мол,русские,— способны одни праздные люди. Я очень забочусь о своем здоровье, но в восторг от него не прихожу: совестно—с.
— Все так, Созонт Иваныч,— заговорил в свою очередь Литвинов,— но зачем же непременно подвергать нас подобным испытаниям? Сами ж вы
говорите, что сначала вышло нечто чудовищное! Ну — а коли это чудовищное так бы и осталось? Да оно и осталось, вы сами знаете.
— Только не в языке — а уж это много значит! А наш народ не я делал;не я виноват,что ему суждено проходить через такую школу. „Немцы
правильно развивались, кричат славянофилы,— подавайте и нам правильное развитие!“ Да где ж его взять, когда самый первый исторический
поступок нашего племени — призвание себе князей из—за моря — есть уже неправильность, ненормальность, которая повторяется на каждом из нас до
сих пор;каждый из нас, хоть раз в жизни, непременно чему—нибудь чужому, не русскому сказал: „Иди владети и княжити надо мною!“ Я, пожалуй,
готов согласиться, что, вкладывая иностранную суть в собственное тело, мы никак не можем наверное знать наперед, что такое мы вкладываем:
кусок хлеба или кусок яда? Да ведь известное дело: от худого к хорошему никогда не идешь через лучшее, а всегда через худшее,— и яд в медицине
бывает полезен. Одним только тупицам или пройдохам прилично указывать с торжеством на бедность крестьян после освобождения, на усиленное их
пьянство после уничтожения откупов... Через худшее к хорошему!
Потугин провел рукой по лицу.
— Вы спрашивали меня, какого я мнения о Европе,— начал он опять,— я удивляюсь ей и предан ее началам до чрезвычайности и нисколько не
считаю нужным это скрывать . Я давно... нет, недавно... с некоторых пор, перестал бояться высказывать свои убеждения... Ведь вот и вы
не усомнились заявить господину Губареву свой образ мыслей . Я, слава богу, перестал соображаться с понятиями, воззрениями, привычками
человека, с которым беседую. В сущности, я ничего не знаю хуже той ненужной трусости, той подленькой угодливости, в силу которой,
посмотришь, иной важный сановник у нас подделывается к ничтожному в его глазах студентику, чуть не заигрывает с ним, зайцем к нему
забегает. |