|
"Вот кто мне нужен, - подумал тогда Штирлиц. - Только я не интересен ему - в моем нынешнем положении. Если бы я был силен, он бы пошел на любой блок со мной; тот, кто уволен от дел, алчет связей с сильными, особенно иностранцами... А я - нищ и слаб, пустое место, ему нет никакого резона восстанавливать знакомство, которое было таким тесным в тридцать седьмом..." После окончания боя, когда Педро обошел арену, подняв над головой трофэо - ухо быка, врученное ему президентом корриды, - он пригласил Штирлица в свой громадный "паккард", вмещавший восемь человек, всю его квадрилью, включая "шпажного парня" Антонио, и они покатили в маленький бар "Алемания" на тихой улице Санта Анна, здесь традиционно собирались после боев все матадоры; угощение было по-испански щедрым и безалаберным, тарелки ставили и тут же забирали; Штирлиц не успевал доесть, как у него выхватывали мясо и ставили тарелку с новыми яствами; ну и темперамент! Чем дальше, тем больше матадор нравился Штирлицу; он любил в людях надежность и уважительность к тем, кто от него зависел; Педро смотрел на своих бандерильерос и пикадора влюбленными сияющими глазами; "без вас я ничто, кабальерос, спасибо вам, вы были истинными бойцами, я восхищался вами". Люди за соседними столами щелкали языками: "как сказано! как прекрасно сказано!" Никто так не ценит слово в застолье, как испанцы и грузины. "Сначала было слово" - как же иначе? Такой парень не подведет, подумал тогда Штирлиц, ему можно доверить письмо, он не станет вскрывать его и не отдаст тому, кто попросит об этом; испанцы ценят доверие; чем больше и открытое доверяешь ему, тем более он верен дружеству, - ведь доверие возможно только между друзьями; я спрошу его, где он остановился в Мадриде, и приду к нему завтра; я запутаю тех, кто может следить за мной, хотя вряд ли, вроде бы я чист, кому я здесь нужен? Штирлиц присматривался к матадору; он умел смотреть так, что человек не замечал этого; не зря он занимался живописью; взгляд, как удар бандерильей, стремителен, рассеян, и вот уже срисована манера человека слушать (а ведь это так важно, как люди слушают других, за этим сразу встает характер); взгляд - и в памяти навсегда останется манера говорить; взгляд - и ты навсегда запомнишь, как человек ест и пьет, в этом тоже его характер; нет, он положительно нравился Штирлицу, этот матадор. Педро пил очень мало, ел еще меньше, на вопросы отвечал сдержанно, но очень красиво; в конце обеда подвинулся к Штирлицу: - Я уважаю вас, немцев. Мой брат сражался вместе с вами в "Голубой дивизии" против красных. Его там убили. Нет, сказал себе Штирлиц, я не зря ощущал все это время з а п е л е н а т о с т ь; я чувствую опасность кожей; это чувствование стало моим "альтер эго", ничего не попишешь; не оно, конечно же, превалирует во мне, все-таки, во-первых, я логик, и поэтому мне довольно трудно жить, ибо каждый порыв автоматически, как само собой разумеющееся, перепроверяется холодным расчетом, анализом фактов и явлений, иначе нельзя, если бы я жил не так, меня бы давным-давно ждал провал. |
