Шагайте за мной, в веселое место доставлю вас... Винцо, бабенки, чего хочешь, того просишь...
- Да кто ты сам-то? - нахмурил брови Пугачев.
- Не сумлевайтесь, станичники. Я человек казенный, всему городу вестный, канцеляристом с прописью состою в некоем богоугодном заведении.
- Вроде как из крапивного семя, значит?
- Вроде Володи, на манер Кузьмы, хе-хе... Именитый купец Мешков, коего сатана утопить хотел, а бог спас, двоих ребятенок моих крестил, кумом мне доводится. Не сумлевайтесь. Шагайте. А то все питейные в канун завтрашнего праздника закрыты, ночь ведь... Ну, а там, у Федосьи Ларионовны, завсегда веселье... Она кума моя. Скучать, хе-хе, не доведется.
Казаки малость подумали, помялись... А что ж, после таких скоропоспешных делов, пожалуй, не грех и покуролесить! И они втроем поехали. Пугачев посадил гнусавого человека позади себя, велел крепче держаться за опояску.
Весело ли было в веселом доме, ни Пугачев, ни Семибратов не упомнят.
Утром проснулись они среди могил на кладбище, оба их коня к березе привязаны, травку щиплют, в кустарнике распевают малые пичуги, в дальнем углу хоронят покойника, "вечную память" попы с дьячками тоскливо тянут.
- Батюшки! - закричал Пугачев, хлопнув себя по карманам. - Ванька, а где же деньги?
Семибратов пошарил оторопело в пустых своих карманах, сел на могилу, затряс головой и молча заплакал. Ну до чего ему жалко было двадцати пяти рублей! Сердце Пугачева тоже заскучало.
- Вот как умыли нас с тобой, спасибо, спасибо, - растерянно бормотал он, ощупывая зад штанов и шапку. - И чего ты, дурак толсторожий, воешь?
Неужто приличествует казаку слезами умываться? Не хнычь, дурак. Золото все в целости у меня. Что в шапке, что в штанах. Не добрались. А ведь их, чуешь, сволочей-то, воришек-то, помню, много крутилось возле нас. У меня боле сотни выкрали... Ах, злодеи, ах, ироды... Ты вот что скажи: таперь ли нам пошукать по канцеляриям да того гундосого дьявола саблей зарубить, али как возворотимся с Камы расквитаться с ним?
- Я на Каму ехать не в согласьи, я домой подаваться буду, - буркнул Семибратов, вытирая кулаком слезы.
- Дурак... Да что у тебя в Зимовейской-то - жена да малые дети, что ли? Казак всю жизнь долю свою искать по свету должен. А ты что? Баба.
- Горазд далече туда ехать-то.
- А ты нешто забыл, - закричал Пугачев, заскочив на могилу и поправляя покосившийся крест, - ты забыл, как король Фридрих с войском тысячу верст за две недели пробежал? А мы чем хуже Фридриха? Айда!
Пугачев добыл из шапки золотую монету, и вскоре они оба с Семибратовым, накупив всякой снеди, сидели в шалаше деда-дегтяря на конной площади. Выведав у него все, что им надо было знать про путь-дорогу, казаки направились на базар, разыскивать там своего земляка-станичника.
Пугачев послал с ним своему семейству пять рублей, велел сказать Софье Митревне и матери поклоны, и чтоб они не сумневались. Пугачев едет с Семибратовым на Каму за товаром. Семибратов своей старой матке тоже отправил рубль целковый.
К полудню, недолго думая, казаки на лодке переправились через Волгу (лошади греблись за лодкой вплавь), мало-мало отдохнули на берегу, помолились на царицынские церкви за рекой, поцеловались и, вскочив в седла, приняли путь на север.
Глава IX
ПУТЬ-ДОРОГА. БАРСКАЯ НАГАЕЧКА. ДОБРЫЙ БАРИН
1
Время стояло теплое, ехали с приятностью, ночевали у костра где-нибудь в поле, в перелеске, а то и в барской роще. |