|
. Ты нас подвел, ибо нам пришлось трубить тревогу поблизости от неприятеля... - Боги свидетели, я ничего не знал о достойнейшем наследнике, - ответил, недоумевая, Эннана. Херихор покачал головой. - Не может быть, чтобы человек, одаренный таким зрением, что за сто шагов в песке видит священных скарабеев, не заметил столь высокой особы, как наследник престола. - Истинно говорю - не видел!.. - уверял Эннана, бия себя в грудь. - Впрочем, никто и не отдавал мне приказания наблюдать за царевичем. - Разве я не освободил тебя от командования сторожевым отрядом?.. Или дал тебе какое-нибудь другое поручение? - спросил министр. - Ты был совершенно свободен, как и должно человеку, которому поручено наблюдать за важнейшими событиями. А ты справился с этой задачей?.. За подобную провинность в военное время тебя предали бы смерти... Несчастный офицер побледнел. - Но я питаю к тебе отеческие чувства, Эннана, - продолжал Херихор, - и, памятуя великую услугу, которую ты оказал армии, заметив скарабеев, символ священного солнца, я накажу тебя не как строгий министр, а как кроткий жрец, очень милостиво: ты получишь всего лишь пятьдесят палок. - Ваше высокопреосвященство... - Эннана, ты умел быть счастливым, так будь теперь мужественным и прими это маленькое предостережение, как и подобает офицеру армии его святейшества. Не успел достойнейший Херихор окончить, как старшие офицеры уложили Эннану в удобном месте, в стороне от дороги, один уселся ему на шею, другой на ноги, а два прочих отсчитали ему по голому телу пятьдесят ударов гибкими камышовыми палками. Бесстрашный воин не издал ни одного стона, напротив, напевал вполголоса солдатскую песню и по окончании экзекуции попытался даже сам встать. Ноги, однако, отказались ему повиноваться. Он упал лицом в песок, и его пришлось везти в Мемфис на двуколке; лежа в ней и улыбаясь солдатам, он размышлял о том, что не так быстро меняется ветер в южном Египте, как счастье в жизни бедного офицера. Когда после короткого привала свита наследника тронулась дальше, достопочтенный Херихор пересел на коня и, продолжая путь рядом с генералом Нитагором, беседовал с ним вполголоса об азиатских делах, главным образом о пробуждении Ассирии. В это время между двумя слугами министра - адъютантом, носящим опахало, и писцом Пентуэром - тоже завязался разговор. - Что ты думаешь о случае с Эннаной? - спросил адъютант. - А что ты думаешь о крестьянине, который повесился? - спросил писец. - Мне кажется, что для него сегодняшний день - самый счастливый, а веревка вокруг шеи - самая мягкая из тех, какие попадались ему в жизни, - ответил адъютант. - Кроме того, я думаю, что Эннана будет теперь весьма внимательно наблюдать за наследником. - Ошибаешься, - сказал Пентуэр, - отныне Эннана никогда больше не заметит скарабея, будь тот величиной с вола. А что касается крестьянина, то не кажется ли тебе, что ему все-таки очень и очень плохо жилось на священной египетской земле. |
