Надеюсь, с голоду не помрете. В мое
отсутствие вели хозяевам, дабы в ночное время ворота запирали,
богатые жители сторожей ставили, а бедные собак на ночь с цепей
спускали... Головой за порядок отвечаешь!
Генерал-полицмейстер спросил, когда двор вернется.
-- Нескоро. Хочу поглядеть, как провинции живут...
Был уже февраль-бокогрей, когда санный поезд, растянувшись
по тракту на много верст, выехал в первопрестольную. Стоило
Екатерине появиться в Москве, как перед нею стал часто мелькать
видный мужчина из дворян рода Вышинских. Красота его была прямо
пропорциональна той наглости, с какой он силился обратить на
себя "высочайшее" внимание. Екатерина догадалась: Вышинский
лишь тайное орудие придворной или дипломатической интриги.
Улучив момент, она шепнула этому бесстыжему Аполлону:
-- Мои женские достоинства ни в чем не уступают вашим
мужским. Но я, к сожалению или к счастью, обладаю не только
природными качествами. У меня в запасе еще имеются крепости --
Петропавловская, Шлиссельбургская, Кексгольмская и Дюнамюнде...
Наконец, есть и Оренбург-чем плох городишко?
Вышинского вмиг не стало, а Екатерина потом призналась
Прасковье Брюс, что все мужчины -- порода мелкотравчатая:
-- Раздуваются перед нами, словно пузыри, а надавишь -- и
лопаются. Смотрю я вокруг: такая все мелюзга передо мною...
Курьер доставил известие: маркиз де Боссэ умер.
-- Ну вот! Еще один пузырь лопнул... Я согласна завести в
Петербурге новое кладбище -- специально для дипломатов!
Вслед за поездом царицы пешком прошагал до Москвы и
Потемкин, ведя 9-ю роту солдат, которые, распахнув мундиры,
босиком шли по обочине тракта. В разгулящем селе Валдае бабы
все пригожие, как на подбор, и торговали они связками баранок,
сухо гремевших на лыковых мочалах. Григорий зашел в трактир для
проезжих, а там полно офицеров, которые блудили на Валдае и
картежничали. В задней каморке Потемкин попросил себе водки и
каши со свининой. Выпив, заедал водку пучком первого зеленого
лука... Здесь же томился на лавке полураздетый сержант
Державин, смотрел на всех глазами голодными.
-- А-а, Гаврила, автор милый... чего бсдусшь?
-- Вконец продулся. Маменька моя последни денежки дала,
чтобы у Вятки деревеньку справить, а я, грешен, все спустил за
картами. Надо бы в полк являться, да сроки прогулял, по
трактирам играя. Вот послушай, друг, каков я есть в ничтожестве
своем:
Невинность разрушил я в роскошах забав,
Испортил разум свой и непорочный нрав.
Испортил, развратил, в тьму скаредств погрузился --
Повеса, мот, буян, картежник очутился.
-- Чего оду не сочинишь? -- Потемкин подвинулся на лавке,
сажая поэта к столу. -- Государыня наша оды жалует.
Тряскою рукой сержант держал стаканчик с водкой.
-- Эх, брат! -- отвечал с тоскою. -- Да не продажный ведь я:
пишу, что пишется. Вот уж когда околевать стану в нужде и
сраме, тогда, может, и ослабею-напишу вам оду. |