..
И по облику женщины, и по тем копеечным пирожкам было видно,
что вдовство ее несладкое. Стало мастеру жаль ее. И откровенно
сознался в своем одиночестве:
-- Жену Бог прибрал в чуме херсонской, а сыночков при
Роченсальме погубили... Остался я один -- с песиком!
Договорились завтра погулять в Летнем саду. Анна Даниловна
явилась на свидание с дочерьми, и Прохор Акимович, понимая ее
материнские заботы, сказал:
-- Если у вашего супруга заслуг перед отечеством не
обнаружилось, так они у меня в избытке имеются.
-- Да вы, сударь, сын-то крестьянский!
-- Сын крестьянский, да отец дворянский... вот и вникните,
Анна Даниловна: горю вашему помочь можно, ежели Манечка с
Танечкой моими падчерицами станут.
Говорил он так, а в душе была немота, и вспомнилась
прекрасная Камертаб, вся в лунном сиянии кафской ночи --
купленная и любимейшая! А теперь и эту, что ли, опять покупает
он? Анна Даниловна прослезилась.
-- Не надо, -- сказал он ей. -- Я ведь от души.
-- Я вижу, сударь, что душа ваша благородна.
-- Вот и хорошо. Будем и завтра гулять здесь...
Вскоре они обвенчались. Прохор Акимович подал прошение на
"высочайшее имя" о принятии падчериц в Смольный монастырь, и
барышень Прокудиных зачислили на казенный кошт... Столица опять
выслушала торжественную канонаду в 101 выстрел, чествуя новую
победу Черноморского флота. По этому случаю было представление
в Зимнем дворце флотских персон первых рангов. Здесь же
присутствовали и супруги Курносовы. Анна Даниловна,
ошеломленная, еще не освоилась:
-- Господи, да кто ж я ныне такая?
-- Теперь ты госпожа бригадирша флотская.
-- Скажи, милый: много это иль мало?
-- Для меня хватает. Тебе тоже хватит...
Потемкина мучили боли, он писал в раздражении, что Сераль
обманывает в переговорах не только его, но и сами турки
обмануты: "Теперь выдумали медиацию прусскую. (А на
посредничество Пруссии светлейший плевал, конечно!) Мои
инструкции: или мир, или война... иначе буду их бить.
Бездельник их, капудан-паша, будучи разбит близ Тамина, бежал с
кораблями, как курва, а насказал своим, будто потопил у нас
несколько судов. Сия ложь и у визиря публикована..."
Турецкая эскадра капудан-паши тихо покачивалась на водах
между Тендрой и Гаджибесм; из пазов раскаленных палуб
выпучивалась закипающая смола. Полураздетые босые матросы
лениво шлялись в корабельные лавки за табаком-латакия; в
судовых "киосках", где пылали жаровни, турки варили для себя
крепкий кофе "мокко". Был час кейфа. В салоне Кучук-Гуссейн
принимал Саид-бея, флагманский "Капуданис" которого стоял
неподалеку на якоре. |