Вот только теперь Саид-бей стал плакать.
-- Не о себе плачу, -- говорил он. -- Но мой корабль имел в
трюмах всю казну султанского флота... Кто мне поверит, что
пиастры погибли? Будут думать, что я их украл...
Русская эскадра отвернула в сторону Гаджибея, рядом с нею
всплескивала волны гребная флотилия чубатых полуголых
запорожцев. На бригантине, под широким кейзср-флагом, спешил
навстречу сам Потемкин. А в честь его нужен салют.
-- В тридцать выстрелов, -- указал Ушаков.
Рядом с Потемкиным стояла на палубе женщина ослепительной
красоты, ветер развевал ее тонкий прозрачный хитон.
Потемкин, указав на женщину, крикнул Ушакову:
-- В ее честь -- еще тринадцать! Она треск любит...
Это была знаменитая Софья де Витт, которая заверила
Потемкина, что станет принадлежать ему только тогда, когда
падет Измаил...
12. ИЗМАИЛ ВОКРУГ ДА ОКОЛО
В салоне Ушаков отрапортовал: турки потеряли около 2000
людей, на "Мелеки-Бахри" сдались 560 моряков, с "Капудание"
спасли 18 человек, но зато Саид-бей уже пьет мокко на
"Рождестве Христовом". Потемкин с высоты своего гигантского
роста навалился всей тушей, сверкающей от обилия орденов и
бриллиантов, на приземистого Ушакова, сдернул с него парик и
смачно расцеловал в голову, коротко остриженную. Первым делом
спросил -- сколько русских на эскадре побито?
-- Двадцать одна душа.
-- Великое дело свершено вами! -- сказал Потемкин. -- Изгнав
капудан-пашу с моря, открыл ты для армии дорогу к Дунаю, а там,
на Дунае, -- И зма ил... Суворов ведает, что без него с
Измаилом я не управлюсь, а ты, Федор Федорович, знаешь, что без
тебя, друга милого, флоту Черноморскому не жить...
Он выпил водки, присел к столу, письмом оповещая столицу о
победе флота: "Наши благодаря Богу такого перца задали туркам,
что любо. Спасибо Федору Федоровичу! Коли б трус Войнович был
(на его месте), то бы он с... у Тарханова Кута либо в гавани".
Ушаков сказал Потемкину:
-- Теперь хочу сразиться с Саидом-Али.
-- А на что он тебе?
-- Мне Саид-бей сказал, что Саид-Али показывал султану
Селиму железную клетку для тигров, в которой поклялся меня
живым, будто зверя какого, в Константинополь доставить...
Петербург снова салютовал черноморцам. Федор Федорович
получил Георгия и Владимира вторых степеней. А прежние ордена
нижних ступеней с курьером отправил в Капитул орденский, вернув
их государству обратно: с груди адмирала они теперь достанутся
другим -- которые моложе его, у которых все еще впереди.
Светлейший еще раз заверил Ушакова, чтобы завистников не
страшился: "Никто у меня, конечно, ни белого очернить, ни
черного обелить не в состоянии и приобретение всякого от меня
добра и уважения зависит единственно от прямых заслуг!"
Турок в чистом поле привык бегать, зато уж, если посадить
его в крепость, нет врага более стойкого и упорного. |