..
Она говорила быстро, большая часть ее слов исчезала в свисте и шипении;
выделялись лишь те слова, которые она выкрикивала визгливым, раздраженным
голосом. Концы платка торчали на голове у нее, как маленькие рожки, и
тряслись от движения ее челюсти. Фома при виде ее взволнованной и смешной
фигуры опустился на диван. Ежов стоял и, потирая лоб, с напряжением
вслушивался в ее речь...
-- Так и знайте! -- крикнула она, а за дверью еще раз сказала: --
Завтра же! Безобразие...
-- Ч-черт! -- прошептал Ежов, тупо глядя на дверь.
-- Н-да-а! Строго! -- удивленно поглядывая на него, сказал Фома.
Ежов, подняв плечи, подошел к столу, налил половину чайного стакана
водки, проглотил ее и сел у стола, низко опустив голову. С минуту молчали.
Потом Фома робко и негромко сказал:
-- Как все это произошло... глазом не успели моргнуть, и -- вдруг такая
разделка... а?
-- Ты! -- вскинув голову, заговорил Ежов вполголоса, озлобленно и дико
глядя на Фому. -- Ты молчи! Ты -- черт тебя возьми... Ложись и спи!..
Чудовище... Кошмар... у!
Он погрозил Фоме кулаком. Потом налил еще водки и снова выпил...
Через несколько минут Фома, раздетый, лежал на диване и сквозь
полузакрытые глаза следил за Ежовым, неподвижно в изломанной позе сидевшим
за столом. Он смотрел в пол, и губы его тихо шевелились... Фома был удивлен
-- он не понимал, за что рассердился на него Ежов? Не за то же, что ему
отказали от квартиры? Ведь он сам кричал...
-- О, дьявол!.. -- прошептал Ежов и заскрипел зубами. Фома осторожно
поднял голову с подушки. Ежов, глубоко и шумно вздыхая, снова протянул руку
к бутылке... Тогда Фома тихонько сказал ему:
-- Пойдем лучше куда-нибудь в гостиницу... Еще не поздно...
Ежов посмотрел на него и странно засмеялся, потирая голову руками.
Потом встал со стула и кратко сказал Фоме:
-- Одевайся!..
И, видя, как медленно и неуклюже Фома заворочался на диване, он
нетерпеливо и со злобой закричал:
-- Ну, скорее возись!.. Оглобля символическая!
-- А ты не ругайся! -- миролюбиво улыбаясь, сказал Фома. -- Стоит ли
сердиться из-за того, что баба расквакалась?
Ежов взглянул на него, плюнул и резко захохотал...
XIII.
-- Все ли здеся? -- спросил Илья Ефимович Кононов, стоя на носу своего
нового парохода и сияющими глазами оглядывая толпу гостей. -- Кажись, все!
И, подняв кверху свое толстое и красное, счастливое лицо, он крикнул
капитану, уже стоявшему на мостике у рупора:
-- Отваливай, Петруха!
-- Есть!..
Капитан обнажил лысую голову, истово перекрестился, взглянув на небо,
провел рукой по широкой, черной бороде, крякнул и скомандовал:
-- Назад! Тихий!
Гости, следуя примеру капитана, тоже стали креститься, их картузы и
цилиндры мелькнули в воздухе, как стая черных птиц. |