.. хотящие плыти на нем сохрани..."
Купечество единодушно, широкими взмахами рук осеняло груди свои
знамением креста, и на всех лицах выражалось одно чувство -- веры в силу
молитвы...
Все это врезалось в память Фомы, возбуждая в нем недоумение пред
людьми, которые, умея твердо верить в милость бога, были так жестки к
человеку.
Его злила их солидная стойкость, эта единодушная уверенность в себе,
торжествующие лица, громкие голоса, смех. Они уже уселись за столы,
уставленные закусками, и плотоядно любовались огромным осетром, красиво
осыпанным зеленью и крупными раками. Трофим Зубов, подвязывая салфетку,
счастливыми, сладко прищуренными глазами смотрел на чудовищную рыбу и
говорил соседу, мукомолу Ионе Юшкову:
-- Иона Никифорыч! Гляди -- кит! Вполне для твоей особы футляром может
быть... а? Как нога в сапог, влезешь, а? Хе-хе!
Маленький и кругленький Иона осторожно протягивал коротенькую руку к
серебряному ушату со свежей икрой, жадно чмокал губами и косил глазами на
бутылки пред собой, боясь опрокинуть их.
Против Кононова на козлах стоял бочонок старой водки, выписанной им из
Польши; в огромной раковине, окованной серебром, лежали устрицы, и выше всех
яств возвышался какой-то разноцветный паштет, сделанный в виде башни.
-- Господа! Прошу! Кто чего желает! -- кричал Кононов. -- У меня все
сразу пущено, -- что кому по душе... Русское наше, родное -- и чужое,
иностранное... все сразу! Этак-то лучше... Кто чего желает? Кто хочет
улиток, ракушек этих -- а? Из Индии, говорит...
А Зубов говорил своему соседу, Маякину:
-- Молитва "Во еже устроити корабль" к буксирному и речному пароходу
неподходяща, то есть не то -- неподходяща, -- а одной ее мало!.. Речной
пароход, место постоянного жительства команды, должен быть приравнен к
дому... Стало быть, потребно, окромя молитвы "Во еже устроити корабль", --
читать еще молитву на основание дома... Ты чего выпьешь однако?
-- Я человек не винный, налей мне водочки тминной!.. -- ответил Яков
Тарасович.
Фома, усевшись на конце стола, среди каких-то робких и скромных людей,
то и дело чувствовал на себе острые взгляды старика.
"Боится, что наскандалю..." -- думал Фома,
-- Братцы! -- хрипел безобразно толстый пароходчик Ящуров. -- Я без
селедки не могу! Я обязательно от селедки начинаю... у меня такая природа!..
-- Музыка! Вали "Персидский марш"...
-- Стой! Лучше -- "Коль славен"...
-- Дуй "Коль славен"...
Вздохи машины и шум пароходных колес, слившись со звуками музыки,
образовала в воздухе нечто похожее на дикую песню зимней вьюги. |