|
Свист флейты, резкое пение кларнетов, угрюмое рычание басов, дробь маленького барабана и гул ударов в большой -- все это падало на монотонный и глухой звук колес, разбивающих воду, мятежно носилось в воздухе, поглощало шум людских голосов и неслось за пароходом, как ураган, заставляя людей кричать во весь голос. Иногда в машине раздавалось злое шипение пара, и в этом звуке, неожиданно врывавшемся в хаос гула, воя и криков, было что-то раздраженное и презрительное... -- А что ты вексель отказался мне учесть -- этого я по гроб не забуду! -- кричал кто-то неистовым голосом. -- Бу-удет! разве здесь счетам место? -- раздавался бас Боброва. -- Братцы! Надо речи говорить! -- Музыка -- цыц! -- Ты приди ко мне в банк, я тебе и объясню, почему не учел... -- Речь! Тише... -- Му-узыка, переста-ать! -- "Во лузях"!.. -- "Мадам Ангу"!.. -- Не надо! Яков Тарасыч -- просим! -- Это называется -- страсбургский пирог... -- Просим! Просим! -- Пирог? Н-не похоже... ну, все-таки я поем!.. -- Тарасыч! Действуй... -- Братцы мои! Весело! Ей-богу... -- А в "Прекрасной Елене" она, голубчик, выходила совсем почти голенькая... -- вдруг прорвался сквозь шум тонкий и умиленный голос Робустова. -- Погоди! Иаков Исава -- надул? Ага! -- Тарасыч! Не ломайся! -- Тише! Господа! Яков Тарасович скажет слово! И как раз в то время, когда шум замолк, раздался чей-то громкий, негодующий шепот: -- Ка-ак он-на меня, шельма, ущипнет... А Бобров спросил громким басом: -- З-за к...какое место? Грянул хохот, но скоро умолк, ибо Яков Тарасович Маякин, вставши на ноги, откашливался и, поглаживая лысину, осматривал купечество ожидающим внимания, серьезным взглядом. -- Ну, братцы, разевай уши! -- с удовольствием крикнул Кононов. -- Господа купечество! -- заговорил Маякин, усмехаясь. -- Есть в речах образованных и ученых людей одно иностранное слово, "культура" называемое. Так вот насчет этого слова я и побеседую по простоте души... -- Смирно!.. -- Милостивые государи! -- повысив голос, говорил Маякин. -- В газетах про нас, купечество, то и дело пишут, что мы-де с этой культурой не знакомы, мы-де ее не желаем и не понимаем. И называют нас дикими людьми... Что же это такое -- культура? Обидно мне, старику, слушать этакие речи, и занялся я однажды рассмотрением слова -- что оно в себе заключает? Маякин замолчал, обвел глазами публику и, торжествующе усмехнувшись, раздельно продолжал: -- Оказалось, по розыску моему, что слово это значит обожание, любовь, высокую любовь к делу и порядку жизни. |
