|
Лица купцов отражали тревогу, любопытство, удивление, укоризну, и все люди как-то бестолково замялись. Только один Яков Тарасович был спокоен и даже как будто доволен происшедшим. Поднявшись на носки, он смотрел, вытянув шею, куда-то на конец стола, и глазки его странно блестели, точно там он видел что-то приятное для себя. -- Гордеев!.. -- тихо сказал Иона Юшков. И все головы поворотились, куда смотрел Яков Маякин. Там, упираясь руками в стол, стоял Фома. Оскалив зубы, он молча оглядывал купечество горящими, широко раскрытыми глазами. Нижняя челюсть у него тряслась, плечи вздрагивали, и пальцы рук, крепко вцепившись в край стола, судорожно царапали скатерть. При виде его по-волчьи злого лица и этой гневной позы купечество вновь замолчало на секунду. -- Что вытаращили зенки? -- спросил Фома и вновь сопроводил вопрос свой крепким ругательством. -- Упился! -- качнув головой, сказал Бобров. -- И зачем его пригласили? -- тихо шептал Резников. -- Фома Игнатьевич! -- степенно заговорил Кононов. -- Безобразить не надо... Ежели... тово... голова кружится -- поди, брат, тихо, мирно в каюту и -- ляг! Ляг, милый, и... -- Цыц, ты! -- зарычал Фома, поводя на него глазами. -- Не смей со мной говорить! Я не пьян -- я всех трезвее здесь! Понял? -- Да ты погоди-ка, душа, -- тебя кто звал сюда? -- покраснев от обиды, спросил Кононов. -- Это я его привел! -- раздался голос Маякииа. -- А! Ну, тогда -- конечно!.. Извините, Фома Игнатьевич... Но как ты его, Яков, привел... тебе его и укротить надо... А то -- нехорошо... Фома молчал и улыбался. И купцы молчали, глядя ни него. -- Эх, Фомка! -- заговорил Маякин. -- Опять ты позоришь старость мою... -- Папаша крестный! -- оскаливая зубы, сказал Фома. -- Я еще ничего не сделал, значит, рано мне рацеи читать... Я не пьян, -- я не пил, а все слушал... Господа купцы! Позвольте мне речь держать? Вот уважаемый вами мой крестный говорил... а теперь крестника послушайте... -- Какие речи? -- сказал Резников. -- Зачем разговоры? Сошлись повеселиться... -- Нет уж, ты оставь, Фома Игнатьевич... -- Лучше выпей чего-нибудь... -- Выпьем-ко! Ах, Фома... славного ты отца сын! Фома оттолкнулся от стола, выпрямился и, все улыбаясь, слушал ласковые, увещевающие речи. Среди этих солидных людей он был самый молодой и красивый. Стройная фигура его, обтянутая сюртуком, выгодно выделялась из кучи жирных тел с толстыми животами. Смуглое лицо с большими глазами было правильнее и свежее обрюзглых, красных рож. Он выпятил грудь вперед, стиснул зубы и, распахнув полы сюртука, сунул руки в карманы. -- Лестью да лаской вы мне теперь рта не замажете! -- сказал он твердо и с угрозой. -- Будете слушать или нет, а я говорить буду... Выгнать здесь меня некуда... Он качнул головой и, приподняв плечи, объявил спокойно: -- Но ежели кто пальцем тронет -- убью! Клянусь господом богом -- сколько смогу -- убью! Толпа людей, стоявших против него, колыхнулась, как кусты под ветром. |
