|
.. И утонет... Жизнь-то, брат, так устроена, что иная смерть для самого человека -- праздник, а иная -- для всех благодать! -- Тятя... -- Спи, родной... III. В первый же день школьной жизни Фома, ошеломленный живым и бодрым шумом задорных шалостей и буйных, детских игр, выделил из среды мальчиков двух, которые сразу показались ему интереснее других. Один сидел впереди его. Фома, поглядывая исподлобья, видел широкую спину, полную шею, усеянную веснушками, большие уши и гладко остриженный затылок, покрытый ярко-рыжими волосами. Когда учитель, человек с лысой головой и отвислой нижней губой, позвал: "Смолин, Африкан!" -- рыжий мальчик, не торопясь, поднялся на ноги, подошел к учителю, спокойно уставился в лицо ему и, выслушав задачу, стал тщательно выписывать мелом на доске большие круглые цифры. -- Хорошо, -- довольно! -- сказал учитель. -- Ежов, Николай, -- продолжай! Один из соседей Фомы по парте, -- непоседливый, маленький мальчик с черными, мышиными глазками, -- вскочил с места и пошел между парт, за все задевая, вертя головой во все стороны. У доски он схватил мел и, привстав на носки сапог, с шумом, скрипя и соря мелом, стал тыкать им в доску, набрасывая на нее мелкие, неясные знаки. -- Ти-ше, -- сказал учитель, болезненно сморщив желтое лицо с усталыми глазами. А Ежов звонко и быстро говорил: -- Теперь мы узнали, что первый разносчик получил барыша семнадцать копеек... -- Довольно!.. Гордеев! Что нужно сделать, чтобы узнать, сколько барыша получил второй разносчик? Наблюдая за поведением мальчиков, -- так не похожих друг на друга, -- Фома был захвачен вопросом врасплох и -- молчал. -- Не знаешь?.. Объясни ему, Смолин... Смолин, аккуратно вытиравший тряпкой пальцы, испачканные мелом, положил тряпку, не взглянув на Фому, окончил задачу и снова стал вытирать руки, а Ежов, улыбаясь и подпрыгивая на ходу, отправился на свое место. -- Эх ты! -- зашептал он, усаживаясь рядом с Фомой и уж кстати толкая его кулаком в бок. -- Чего не можешь! Всего-то барыша сколько? тридцать копеек... а разносчиков -- двое... один получил семнадцать -- ну, сколько другой? -- Знаю я, -- шепотом ответил Фома, чувствуя себя сконфуженным и рассматривая лицо Смолина, степенно возвращавшегося на свое место. Ему не понравилось это лицо -- круглое, пестрое от веснушек, с голубыми глазами, заплывшими жиром. А Ежов больно щипал ему ногу и спрашивал: -- Ты чей сын -- Шалого? -- Да... -- Ишь... Хочешь, я тебе всегда подсказывать буду? -- Хочу... -- А что дашь за это? Фома подумал и спросил: -- А ты знаешь сам-то? -- Я? Я -- первый ученик. |
