|
Добродушно и крепко пожимая руку Ухтищева, Фома спросил его: -- А почему вы знаете, что я скромный? -- Он спрашивает! Человек, который живет, как отшельник, не пьет, не играет, не любит женщин... ах, да! Вы знаете, Фома Игнатьевич? Наша несравненная патронесса завтра уезжает за границу на все лето. -- Софья Павловна? -- медленно спросил Фома. -- Ну да! Заходит солнце моей жизни... а может быть, и вашей? Ухтищев состроил комически-коварную гримасу и заглянул в лицо Фомы. А тот стоял пред ним и чувствовал, что голова у него спускается на грудь и он не может помешать этому... -- Уезжает Медынская? -- раздался жирный басовой голос. -- Славно! Я рад... -- Позвольте -- почему? -- воскликнул Ухтищев. Фома глуповато улыбался и растерянно смотрел на усатого человека -- собеседника Ухтищева. Тот важным жестом разглаживал усы свои, и из-под них лились на Фому тяжелые, жирные, противные слова: -- А по-отому, что в городе одной кокоткой будет меньше... -- Фи, Мартын Никитич! -- укоризненно сказал Ухтищев, наморщивая брови. -- Почему вы знаете, что она кокетка? -- угрюмо спросил Фома, подвигаясь к усатому господину. Тот окинул его пренебрежительным взглядом, отворотился в сторону и, дрыгнув ляжкой, протянул: -- Я не сказал -- ко-окетка... -- Нельзя, Мартын Никитич, говорить так о женщине, которая... -- заговорил Ухтищев убедительным голосом, но Фома перебил его: -- Позвольте! Я желаю спросить господина, что такое, -- какое он слово сказал? И, проговорив это твердо и спокойно, Фома сунул руки глубоко в карманы брюк, а грудь выпятил вперед, отчего вся его фигура сразу приняла явно вызывающий вид... Усатый господин вновь оглянул его и насмешливо улыбнулся... -- Господа! -- тихо воскликнул Ухтищев. -- Я сказал -- ко-ко-тка... -- произнес усатый человек, так двигая губами, точно он смаковал слово. -- А если вы не понимаете этого -- мо-огу пояснить... -- Да уж, -- глубоко вздыхая, сказал Фома, не сводя с него глаз, -- вы объясните... Ухтищев всплеснул руками и сунулся куда-то в сторону от них... -- Кокотка, если вам угодно знать, -- продажная женщина... -- вполголоса сказал усатый, приближая к Фоме свое большое, толстое лицо. Фома тихо зарычал и, прежде чем тот успел отшатнуться от него, правой рукой вцепился в курчавые с проседью волосы усатого человека. Судорожным движением руки он начал раскачивать его голову и все большое, грузное тело, а левую руку поднял вверх и глухим голосом приговаривал в такт трепки: -- За глаза -- не ругайся -- а ругайся -- в глаза прямо -- в глаза -- прямо в глаза... Он испытывал жгучее наслаждение, видя, как смешно размахивают в воздухе толстые руки и как ноги человека, которого он трепал, подкашиваются под ним, шаркают по полу. |
