|
26
Есть во взрослении опасность: по мере близости к старению высоких помыслов прекрасность ужасно склонна к ожирению.
27
Аскетом я б весь век провел, но тайным страхом озабочен: святого блесткий ореол для комаров приманчив очень.
28
Годы, будущим сокрытые, вижу пламенем объятыми; волки, даже очень сытые, не становятся ягнятами.
29
Поэты бытие хвалой венчают с дописьменной еще эпохи древней; дух песенности стены источают, и тем они звучнее, чем тюремней.
30
Сегодня день истек в бесплодной, пустой и мелкой суете, и мерзкий серп луны холодной зияет в мертвой пустоте.
31
Фортуна если жалует немилостью, не жалуйся, печаль душе вредна, и недруга встречай с невозмутимостью, убийственной, как пуля из говна.
32
Медицины гуманные руки увлеченно, любовно и плохо по последнему слову науки лечат нас до последнего вздоха.
33
Стяжательством и суетностью затхлой измотанный, однажды выйдешь в ночь и вздрогнешь от гармонии внезапной, раскрывшейся тебе, чтобы помочь.
34
В реке времен, как в море — рыбы, не зря безмолвствуют народы: свобода — это страх и выбор, ломает плечи груз свободы.
35
Когда средь общей тишины ты монолог сопишь ученый, услышь себя со стороны и поумнеешь, огорченный.
36
Мы — необычные рабы, мы быть собой не перестали, есть упоение борьбы в грызенье проволочной стали.
37
Вполне по справедливости сейчас мы трудимся, воруем и живем: режим паразитирует на нас, а мы — паразитируем на нем.
38
Воспринимая мир как данность, взгляни на звезды, не спеша: тягчайший грех — неблагодарность за то, что воздухом дышал.
39
Мы все — опасные уроды, мы все достойны отвращения, но в равнодушии природы есть величавость всепрощения.
40
В горячем споре грудь на грудь, уже не видя ничего, войдя в азарт, не позабудь на ужин выйти из него.
41
Мы из любых конфигураций умеем голос подавать, мы можем стоя пресмыкаться и на коленях бунтовать.
42
В любви, трудах, игре и спорте, искусстве, пьянстве и науке будь счастлив, если второсортен: у первосортных горше муки. |
