104

 Взломщики, бандиты, коммунары,

 взяточники, воры и партийцы —

 сотни тел полировали нары,

 на которых мне сейчас не спится.

 Тени их проходят предо мною

 кадрами одной кошмарной серии,

 и волной уходят за волною

 жертвы и строители империи.

 105

 Грабительство, пьяная драка,

 раскража казенного груза...

 Как ты незатейна, однако,

 российской преступности Муза!

 106

 Все дороги России — беспутные,

 все команды в России — пожарные,

 все эпохи российские — смутные,

 все надежды ее — лучезарные.

 107

 Меня не оставляет ни на час

 желание кому-то доказать,

 что беды, удручающие нас,

 на самом деле тоже благодать.

 108

 Божий мир так бестрепетно ясен

 и, однако, так сложен притом,

 что никак и ничуть не напрасен

 страх и труд не остаться скотом.

 109

 На улице сейчас — как на душе:

 спокойно, ясно, ветрено немного,

 и жаль слегка, что главная дорога,

 по-видимому, пройдена уже.

 110

 Есть еле слышный голос крови,

 наследства предков тонкий глас,

 он сводит или прекословит,

 когда судьба сближает нас.

 111

 Нет, не судьба творит поэта,

 он сам судьбу свою творит,

 судьба — платежная монета

 за все, что вслух он говорит.

 112

 Вослед беде идет удача,

 а вслед удачам — горечь бед;

 мир создан так, а не иначе,

 и обижаться смысла нет.

 113

 Живущий — улыбайся в полный рот

 и чаще пей взбодряющий напиток;

 в ком нет веселья — в рай не попадет,

 поскольку там зануд уже избыток.

 114

 Последнюю в себе сломив твердыню

 и смыв с лица души последний грим,

 я, Господи, смирил свою гордыню,

 смири теперь свою — поговорим.

 115

 Я глубже начал видеть пустоту,

 и чавкающей грязи плодородность,

 и горечь, что питает красоту,

 и розовой невинности бесплодность.

 116

 Искрение, честность, метание,

 нелепости взрывчатой смелости —

 в незрелости есть обаяние,

 которого нету у зрелости.

 117

 Чем нынче занят? Вновь и снова

 в ночной тиши и свете дня

 я ворошу золу былого,

 чтоб на сейчас найти огня.

 118

 Как никакой тяжелый час,

 как никакие зной и холод,

 насквозь просвечивает нас

 рентген души — тюремный голод.