То, что Олли
сообщила о переменах в общественном мнении, точнее говоря, о замене
интереса к Гэбриелю интересом к землетрясению, оказалось в общих чертах
верным. Весть о том, что шериф вновь арестовал Гэбриеля, не вызвала
заметной сенсации; что еще удивительнее, было отмечено зарождение симпатии
к арестованному. Действия виджилянтов успеха не имели, для главных же
инициаторов завершились плачевно. Полагаю, что неуспех суда Линча и был
главной причиной, почему все охладели к нему. К тому же вся эта история
легко могла нанести ущерб деловой и коммерческой репутации Гнилой Лощины.
Три главных линчевателя погибли и, конечно, были достойны всякого
осуждения. Гэбриель был жив, и вину его еще предстояло доказать. "Вестник
Среброполиса", всего десять дней тому назад писавший о том, сколь
благородное зрелище представляет собою "свободный народ, когда,
оскорбленный в заветных чувствах, он взывает к первоосновам Порядка и
Справедливости и, как один, устремляется в их защиту", - теперь
преспокойно захоронил троих убитых, а вместе с ними и тайну их убийства
под кратким сообщением, что они погибли, "обследуя крышу суда с целью
выяснить ущерб, причиненный зданию подземными толчками". Редактор
"Знамени" пропагандировал ту же версию, хоть и с несколько меньшим
усердием; под конец же не удержался от насмешливого предложения, чтобы
впредь "к статуе Правосудия допускали более квалифицированных экспертов".
Надеюсь, что просвещенный читатель не оскорбит меня подозрением, что я
утратил веру в конечную справедливость народного инстинкта, в
непогрешимость истинно демократического духа, повинуясь которым "мы,
американцы (цитирую "Вестник"), еще на заре нашей истории сумели
противостоять охраняемой законом деспотии и взяли бразды правления в
собственные руки", или же в иной формулировке (цитирую публициста из
"Знамени"), "решили, что мы не хуже иных прочих, и взяли быка за рога". Я
счел нужным отметить эти незначительные несообразности и противоречия в
общественном мнении и в людских поступках, лишь повинуясь суровому долгу
летописца; если же кто намерен обвинить меня в злонамеренном критиканстве
или политических происках, то заранее спешу заявить: у меня и в мыслях
подобного не было.
Никто в Гнилой Лощине не выразил недовольства, когда Гэбриелю разрешили
до суда выйти из тюрьмы; никто не выразил удивления, когда представитель
банка Дамфи выступил его поручителем и внес за него залог в размере
пятидесяти тысяч долларов. Стоит отметить как пример неожиданности в
биржевой игре, что инициатива Дамфи была тотчас использована в качестве
доказательства, что банкир еще сохраняет какие-то виды на злосчастный
рудник, связанный с именем Гэбриеля; в результате акции рудника поднялись
на несколько пунктов. |