Спокойной ночи,
мистер Конрой, будьте здоровы. (Величественно удаляясь). А если вам что
понадобится, нажмите звоночек, и тотчас прибежит служанка. Спокойной ночи!
_Олли_ (появляясь минутой позднее, исполненная темных подозрений, кипя
от досады). У нас одни только беды... Бог весть что происходит... Жюли...
А ты милуешься с этой крокодилицей. Нет, я этого не потерплю!
_Гэбриель_ (краснея до корней волос, изнемогая от стыда). Ну что ты,
Олли! Малость потолковали со старой знакомой... Просто так, чтобы убить
время... И еще, знаешь, чтобы повлиять на общественное мнение и на
приезжих. Вот в чем штука. Ты просто не поняла, Олли. Я ведь действовал по
совету юриста Максуэлла.
Но не все его встречи в "Великом Конрое" были так безобидны. Вскоре в
гостинице появилась никому не известная женщина с крупными чертами лица;
глубокий траур свидетельствовал, что она была близка к мексиканцу, за
смерть которого предстояло ответить Гэбриелю; она ожидала начала суда и,
должно быть, жаждала отмщения. Ее повсюду сопровождал пожилой темнолицый
мужчина, наш старый знакомец, дон Педро; сама же она была той самой
кутавшейся в шаль Мануэлей с Пасифик-стрит. Все в Гнилой Лощине почему-то
считали, что на руках у нее сенсационные и совершенно исчерпывающие улики
против Гэбриеля. Желтолицая чета имела обыкновение бродить по гостиничным
коридорам и таинственно шушукаться на иностранном диалекте, которого никто
в Гнилой Лощине не понимал; Олли же была уверена, что толкуют они всегда
об одном: о запрятанных stilettos [кинжалы (исп.)] и о планах кровавой
мести. По счастью для Гэбриеля, он был вскоре избавлен от шпионажа
зловещей четы появлением на арене третьего лица, мисс Сол Кларк. Нечего
говорить, что эта молодая особа, облаченная в глубокий траур и как бы
символизировавшая в своем лице все наиболее возвышенные интересы
покойного, была возмущена непрошеным вторжением чужаков. В течение дневных
трапез и при случайных встречах в коридоре обе женщины обжигали одна
другую сверкающим взором.
- Видел ты это наглое, тупое создание? Кто она, во имя всевышнего? И
что ей надобно? - спрашивала Мануэла у дона Педро.
- Понятия не имею, - отвечал дон Педро, - наверное, какая-нибудь
сумасшедшая, идиотка. А может статься, и пьяница; очумела от _агуардьенте_
или американского виски. Опасайся ее, малютка Мануэла (в малютке было
никак не меньше трехсот фунтов); как бы она не причинила тебе вреда.
Тем временем мисс Сол в не менее энергичных выражениях изливала душу
хозяйке:
- Если эта чертова мулатка и костлявый старик иностранец решили стать
здесь главными плакальщиками, я покажу им их место. Более нахальной старой
карги я еще не видывала; да и старик хорош. Если она вздумает давать на
суде показания, я ей всыплю - это уж факт! Бог мне свидетель! И что она
вообще за птица? Я о ней и слыхом не слыхивала!
Сколь ни удивительно сие, но энергичное суждение мисс Сол, как это
часто бывает с энергичными суждениями, оказало свое действие сперва на
неофициальный суд Гнилой Лощины - общественное мнение; а в конечном счете
и на вполне официально избранных присяжных заседателей. |