Некоторое время назад Ярослав довольно часто представлял себе, как вновь появится в этом зале. Правда, до реальности его фантазия так и не дотянула. Раньше… раньше Хана Глубины и его офицеров начинали приветствовать еще от входа. Сейчас же выкрики «аве император!» и другие, куда менее цензурные, означали всего лишь: «какой-то хрен с двумя классными телками на буксире».

Они дошли уже до середины зала, но свободных мест на троих видно не было. Фон Хартманн уже начал прикидывать, кого будет проще потеснить, как вдруг заметил у сдвинутых вместе столов у стены знакомое лицо.

– Идем тихим ходом, – скомандовал он.

Предосторожность оказалась лишней – во-первых, оркестр как раз принялся наигрывать очередное попурри, а во-вторых, за столами шло настолько бурное обсуждение, что на окружающую действительность никто не обращал внимания. Фон Хартманн без помех занял позицию за спиной у выбранной жертвы и лучшим «преподавательским» тоном рявкнул:

– Курсант Васильев, встать!

– Ярослав Ахмедович, я… – Молодой корвет-капитан вскочил, опрокинув бутылку вина перед собой, ошалело мотнул головой. – А-а… Ярослав Ахмедович, это в самом деле вы?! Мы тут… обмываем…

– Мы по тому же поводу, – не удержавшись, фрегат-капитан подмигнул бывшему курсанту. – Нам бы десять килотонн боевого отпраздновать. Найдется место?

– Д-да, конечно… Парни, живо очистили диван! Это сам фон Хартманн!

– Десять тысяч боевого? – переспросил сидевший рядом лейтенант. – А чего это недавно топили на десятку?!

Ему тут же принялись нашептывать на оба уха сразу, а еще трое пристроились рядом слушать. Пробиравшийся к дивану вместе с девушками фон Хартманн расслышал только «та самая белая субмарина» и «авианосец», после чего добрая половина сидевших за столом округлостью глаз дружно стала напоминать лемуров, а перед Ярославом из воздуха сконцентрировался бокал со следами губной помады и сразу три бутылки.

– А «янтарная смола» для дам найдется?

– Сейчас организуем!

Фон Хартманн поискал взглядом корвет-капитана и обнаружил его уже на сцене, как раз в процессе выдирания микрофона у певички. Та визжала, микрофон жалобно хрипел, сидящие в зале выражали свое негодование недовольным шумом и парой бутылок, к счастью, пущенных уже не очень твердой рукой и упавших с большими недолетами.

– Так… тихо всем! – Уровень шума в ответ стал еще больше, и тогда Максим заорал: – Заткнулись все, суки! Тишина в отсеках!

Привычная команда подействовала – глубинники ошарашенно смолкли.

– Значит так, парни… – Корвет-капитан пошатнулся, но благодаря микрофонной стойке все же сумел устоять на ногах. – Слушать всем… У нас тут сам фон Хартманн. Тот самый… Хан Глубины.

Тишина стала еще более оглушительной. Кто-то зазвенел – то ли оброненной вилкой, то ли челюстью. Еще кто-то отчетливо произнес:

– Да не, быть того не может.

– Придется сказать пару слов, – вздохнул Ярослав. – Присмотрите за местом.

Он направился к эстраде, слыша, как по сторонам, словно волны от бульба, расходятся шепотки.

– Глазам не верю…

– Его же утопили в проливе Меч-рыбы…

– Мне говорили, на берегу спился…

– А я еще думаю, кто это такой лихой, сразу с двумя бабами в обнимку…

– Старая школа, у них был стиль. Теперь таких не делают…

– Вот уж не ждал увидеть…

– Ну теперь «тому берегу» точно хана, раз сам Хан с нами…

Поднявшись наверх, Ярослав стукнул ногтем по микрофону, обвел взглядом зал и едва не задохнулся от привычности узнавания.