Тут же лежала и сурдина. И три изумительных мундштука – готовились друзья загодя, продумали все.

Видно, нервишки еще пошаливали. Николай понял, что сейчас не выдержит. И тогда он бережно взял в руки это сверкающее чудо, поднес к губам, пробежался толстыми пальцами по легчайшим сверкающим клапанам. И осторожно выдул протяжную, сипловато‑гортанную ноту, полную такой боли и радости, какую никто никогда не сумел бы передать словами.

– Ну как, не горячо? – улыбнулся Пастух. Вопреки обыкновению, по случаю юбилея друга выпили немало, но почти не захмелели и, раскинувшись на лесной траве под березами, свободно, никуда не спеша, говорили, глядя в огонь костра, о самом важном и памятном для них.

– Эх, ребята! – с грустью вздохнул Док и закурил «Мальборо». – Если бы не Колькин юбилей, когда б еще собрались все вместе?

– Живем не поймешь как, – подтвердил Муха, – не видимся месяцами. Не по‑людски как‑то… – Олег прав, – продолжил Док. – Вроде и денег теперь навалом, и работа приличная, а тоска какая‑то… Так что причину твоей болезни, Николай, я очень даже понимаю. И не только как врач. Да и не болезнь это, строго говоря.

– А что? – спросил Трубач.

– Обычная реакция здорового организма на сумасшедшее время. И вот сижу я, смотрю на вас и спрашиваю себя: кто все‑таки мы такие?

– Чего тут гадать? Наемники!.. – сказал Мухин. – Кто ж еще? Дикие гуси… Нам платят – мы делаем.

– То есть бригада спецов по вызову? – спросил Док.

– Каждый сегодня продает, что может и имеет, – сказал Боцман. – Вот и мы продаем. Чему научили – тем и торгуем. Чего тут голову ломать… – Блеск! – сверкнул темными глазами Артист. – Классический русский разговор!

Дернули по маленькой и с ходу – о смысле жизни… Философы, блин! Что до меня, то ваш Артист в казаки‑разбойники больше не игрец.

– Значит, сваливаешь? – спросил Пастух.

– Пойми, Серега, не потому что устал. Не потому что боюсь. И форму не утратил. Да и баксы на дороге не валяются… – Это уж что правда, то правда, – вздохнул Боцман.

– Но за кого драться‑то? За кого воевать? – продолжил Семен. – Мне лично пока что не все равно, за что получать свои башли.

– Слушай, – сказал Муха, – кончай политзанятие! Боцман прав – есть спрос и есть предложение. Все!

– Подыхать за этих откормленных боровов в галстуках? – разозлился Семен.Чтоб играли нами, как оловянными солдатиками? Да пошли они! Я свои бабки уж как‑нибудь сделаю! Хоть в телохранители пойду… Или спасателем в МЧС.

Сергей всмотрелся в лица товарищей и понял: то, что сумел сформулировать Артист, волновало и остальных.

– Так, – подвел он итог. – Стало быть, конец отряду?

– Неужто сам‑то не умотался? – повернулся к нему Трубач.

– Есть маленько… – кивнул Сергей. – Мне двадцать семь, а душе – за полета. Мы ведь не блатные быки, не мясники.

– Раньше отыграться хотелось, доказать всем штабным сукам, кто мы такие,вступил Боцман. – А теперь и я больше не хочу. Да и зачем? – все расписано, все поделено. По мне, так лучше на этих гонках бодаться, чем снова шмалять в кого попало. То ли сегодня сам пулю поймаешь, то ли завтра… Не так, что ли?

– Короче – отвоевались… – заключил Пастухов. – Что ж, видно, такой расклад.

Только все равно жалко чего‑то.