Он обернулся к ним.

– Ребят, – спросил буднично, как какой‑нибудь заурядный левак. – Вас как – по домам развезти?

– Слушай, батя, – повернулся к нему Пастух. – У тебя что, относительно нас никакого приказа? И все адреса есть?

– Адреса имеются, – кивнул водитель. – Московских велено развезти по домам или куда скажете‑и все.

– Тогда вот что, – попросил Сергей, – выбрось‑ка нас где‑нибудь прямо тут.

Они уже были в начале Кутузовского. Впереди призрачно светилась Триумфальная арка.

– Как скажете… – пожал плечами шофер. – Мне без разницы.

Он остановил свой хорошенький японский минивэн, кивнул на прощанье:

– Ну, счастливо… И неспешно укатил по пустынному в этот час Кутузовскому проспекту.

Переминаясь с ноги на ногу, зябко поеживаясь на предутреннем холодке, они молча стояли небольшой кучкой на тротуаре, озирались, будто спустились с другой планеты.

– Тьфу! – словно очнувшись, шепеляво выговорил Трубач и вытащил из‑за щеки героически добытую щепку.

– Молодчага, – сказал Пастух. – Человек‑сейф.

Он осторожно забрал у него мокрый трофей и спрятал во внутренний карман куртки.

– Чего это? – вытаращил глаза Муха.

– Наш ответ Чемберлену, – ответил Трубач и с наслаждением плюнул себе под ноги.

Они внимательно осмотрелись, проверились… В самом деле – никто за ними не следил, не преследовал, не вел наблюдение. Не сговариваясь, все шестеро свернули в первый же двор, вошли в ближайший подъезд девятиэтажки и тщательно прощупали на себе и друг на друге всю одежду, намереваясь найти еще какую‑нибудь мелкую пакость вроде давешних боцманских висюлек. Но ничего такого не обнаружилось – ни в швах курток, ни за отворотами воротников, ни за лацканами пиджаков Артиста и Мухи, ни в новых кроссовках.

Перегудов усмехнулся:

– Не будем обольщаться, коллеги, – и постучал ногтем по своим наручным часам.

Остальные поняли и одновременно стянули браслеты своих наручных часов. У всех были разные – японские, швейцарские, а у Боцмана – старые командирские с гравировкой: «Капитану третьего ранга Василию Хохлову за мужество от командования Северного флота» – отцовский подарок.

Трубач достал из кармана свой старый, заслуженный армейский нож и без колебаний свинтил крышку своей «сейки»… тихонько засмеялся. Он назубок знал, как выглядит сверкающая начинка его японских «непотопляемых». Поманил друзей пальцем – молча показал тончайшую полупрозрачную пленочную пластинку, поблескивающую многочисленными золотыми прожилками. Потом так же быстро и умело открыл крышки остальных часов. Во всех оказались такие же крохотные невесомые полупрозрачные диски.

– Жаль… – задумчиво промолвил Николай. – Думаю, слаженный был секстет.

Нежным движением кончика ножа он отделил пластинки от часовых механизмов, закрыл и раздал товарищам часы. Последующие его действия немало удивили остальных.

Поманив их за собой, он вошел в кабину лифта, без труда дотянулся до се потолка, чуть облизнул языком одну из пластинок и приклеил ее к теплому черному обрамлению светящегося плафона над головой. А остальные пять пластинок, сложив крохотной невесомой стопкой, завернул в носовой платок и осторожно вложил во внутренний карман куртки.

Операции вскрытия были подвергнуты и пейджеры. Но тут сюрпризов умелец Трубач не обнаружил. Однако на всякий случай обесточил питание, вытащив маленькие батарейки.

– Ну вот, – с облегчением вздохнул он, – да здравствует свобода слова и гласность! Хотя бы на время.