Мы с топотом помчались вверх по ступеням, причем Джен постепенно отрывалась от меня, а лысый бугай, судя по звукам, не отставал. Я бежал вслепую, хватаясь для ускорения руками за грязные перила и отталкиваясь от стен, когда пролеты поворачивали по часовой стрелке. Каждый шаг отдавался болью в подвернутой лодыжке.
После четвертого этажа я уже задыхался, а преследователь сократил разрыв и, как я теперь слышал, даже не запыхался.
На последнем пролете пальцы догонявшего ухватили мою лодыжку, но соскользнули; хватка оказалась недостаточно сильной, чтобы меня опрокинуть.
Я выскочил наружу, моргая, ослепленный солнцем, и тут меня шарахнула мысль: чтобы удрать, нужно еще попасть на соседнюю крышу, которая на шесть футов выше этой. Правда, Джен туда уже взобралась – не иначе как завязанные солнечными лучами шнурки прибавляли ей скорости и прыгучести.
– Хантер, пригнись! – крикнула она.
Я тут же согнул ноги.
Самые крутые кроссовки в мире, связанные шнурками, пролетели над моей головой, вращаясь как бумеранг. Я услышал вскрик и глухой удар – пара обмоталась вокруг ног громилы, и он грохнулся на крышу, словно мешок с картошкой.
Если бы это не произошло так молниеносно, я бы наверняка крикнул:
– Спасай не меня! Береги обувку!
Вместо этого я вскарабкался вверх по стене и увидел, что Джен уже дергает дверь на лестницу.
– Заперто! – крикнула она, помчалась дальше и пропала из виду, спрыгнув на крышу следующего здания. Я, прихрамывая, силился поспеть за ней.
Через три крыши мы обнаружили открытую дверь на лестницу, спустились на улицу и поймали такси.
Там‑то я и понял, что где‑то в темноте обронил свой телефон.
Глава седьмая
– Телефон!
Это была обычная реакция паники: меня как током ударило. Я застыл на заднем сиденье такси, лихорадочно шаря в карманах, словно он мог затеряться среди всякого мусора и мелочи. Но, увы, я мог хоть дырки в карманах пальцами прокрутить – на волшебное появление моего замечательного финского телефона рассчитывать не приходилось. Он исчез.
– Потерял?
– Ага.
Я вспомнил, как торопливо взбирался по лестнице, цепляясь за все, что попало. Точно, руки у меня были пустыми. А телефон в карман я так и не положил.
– Черт, я надеялась, что ты сфоткал того типа.
Я недоверчиво посмотрел на Джен.
– Не совсем. Я как‑то больше думал о том, чтобы убежать.
– Ну конечно. Удрать было на первом месте. – Она ухмыльнулась. – Бегать – это в струю, значит, и удирать – тоже.
На моем лице изобразилось несогласие.
– Да ладно, Хантер. Ты ведь не против немного побегать?
– Я не против того, чтобы побегать. Но против, чтобы удирать, спасая свою жизнь. В следующий раз, когда соберемся вламываться, куда не положено, давай просто…
– Что? Сначала проголосуем?
Я глубоко вздохнул и постарался успокоиться под ритм покачивающейся на ходу машины.
– Ладно, замяли. – Потом из меня вырвался стон: – Ох, блин! А ведь я сделал снимок тех кроссовок.
– Блин! – согласилась она.
Мы помолчали, размышляя о спокойном, гармоничном совершенстве, которое нашло свое выражение в этой обуви.
– Они не могли быть такими классными, как это нам запомнилось, – буркнул я.
– Хорошая попытка утешиться. Но они такими были.
– Вот дерьмо!
Я снова проверил карманы. Пусто.
– Ни телефона, ни пары, ни Мэнди. Полный облом.
– Не совсем, Хантер.
Джен вытащила телефон, такой же, как мой, только другого цвета.
Ну конечно, телефон Мэнди! У нее была та же модель, что и у меня, только в красном прозрачном футляре. |