Целью ее жизни было влиять на производителей МР3‑плеееров, сотовых телефонов и карманных компьютеров, дабы побудить их следовать принципам хорошего дизайна – четкие линии, эргономичные кнопки и мягко пульсирующие огоньки.
– Давненько тебя не было, Хантер.
Она бросила взгляд на Джен, как бы с пониманием относясь к моей занятости.
– Так ведь лето, сама понимаешь.
– Ты получил мое «мыло» насчет того, чтобы присоединиться к программе «SHIFT»?
– Получил.
Еще слово о психах. У одного друга Лексы, инноватора, возникла теория насчет того, что необходимо вернуть в компьютерный обиход верхний регистр. Чтобы вся сетевая публика, в жизни не нажимавшая клавишу «shift», кроме случаев, когда надо напечатать знак «@», вдруг взялась печатать заглавные буквы в начале предложений, может быть, даже свои инициалы и другие имена собственные. На самом деле Лекса не была уверена в том, что при попытке осуществить задуманное планируемый сейсмический эффект неминуем, но она отчаянно хотела, чтобы это было так. По мнению Лексы и ее приятелей, типографическая леность медленно уничтожает нашу культуру. Отсутствие точности – это смерть.
Деталей этой теории я, признаться, не раскусил, но основная концепция возвращения «SHIFT» заключается в том, что, если достаточное количество трендсеттеров начнет использовать заглавные буквы в своих электронных письмах, на чатах и в СМС, стадо последует за ними.
– Ты ведь пока не присоединился, так?
Я прокашлялся.
– Понимаешь, в этом отношении я своего рода агностик.
– Агностик? В смысле, ты не уверен, что заглавные буквы существуют?
Временами Лекса могла зацикливаться на буквализме.
– Нет. Я в них верю. В общем, сам видел несколько штук. Но вот в том, существует ли в движении…
– О чем вы, ребята, толкуете?
Лекса повернулась к Джен, глаза ее заблестели от перспективы разговора на интересную для нее тему.
– Ты знаешь, что никто больше не использует заглавные буквы? Просто долбят по нижнему регистру, как будто они не знают, где начинается предложение?
– Ага. Я терпеть этого не могу.
Хорошо причесанная улыбка Лексы воссияла в розоватом сумраке.
– Значит, тебе нужно присоединяться к движению «SHIFT». Какой у тебя электронный адрес?
– Гм… Лекса, можно я перебью? – вклинился я.
Она остановилась, хотя уже успела отстегнуть от пояса карманный компьютер, чтобы принять контакт‑информацию Джен.
– Мы пришли сюда по очень важному поводу.
– Конечно, Хантер.
Она нехотя вернула крохотный компьютер на пояс.
– А что случилось?
– Мэнди пропала.
Лекса скрестила руки.
– Пропала? Поясни.
– Она должна была встретить нас в Чайна‑тауне сегодня утром, – сказал я. – И не пришла.
– Ты пробовал ей позвонить?
– Мы звонили и по сигналу нашли это.
Я показал телефон Мэнди.
– Это ее телефон, – сказала Джен. – Он валялся в заброшенном доме поблизости от места, где мы должны были встретиться.
– Это настораживает, – согласилась Лекса.
– Более чем, – уточнила Джен. – В телефоне есть картинка. Она нечеткая, но в общем пугающая. Мы боимся, как бы с Мэнди чего не случилось.
Лекса протянула руку.
– Можно?
– Мы надеялись, что ты посмотришь.
* * *
Использовать кинематографическое оборудование Лексы для того, чтобы рассмотреть цифровую фотографию размером с почтовую марку, было все равно что использовать космический челнок для того, чтобы добраться до конца улицы. |