Разумеется, из всей этой метафорической мешанины мой мозг особо вычленил лишь то, что еще кто‑то кроме моих родителей говорит о Джен как о моей подружке. Трогательно.

В результате я только и смог что, правда весьма душевно, ответить:

– Да.

– Я так и полагала, что ты до этого додумался, – продолжила Уикерсхэм. – Дожидаясь, пока ты нас разыщешь, мы прочли большую часть твоего старого блога и ознакомились с откликами некоторых твоих друзей. На нас, знаешь ли, работают лучшие специалисты по «социальной инженерии» за всю историю хакерства.

Она кивнула футуристке, после чего снова повернулась ко мне.

– Мы знаем тебя, Хантер, и думаем: ты не мог не понять, что с пирамидой что‑то не так. Ты знал это лет с тринадцати.

Я ощущал этот чертов ком, тот самый, оставшийся с первого моего года в новой школе. Настоящий булыжник в моем желудке.

– Ну, полагаю, да.

– Итак, раз пирамида нуждается в некоторой реконструкции, необходимо создать новый иерархический уровень, – сказала она, сверкая в свете лучей прожекторов зелеными глазами. – Что‑то такое, что сможет замедлить эти процессы. Нужно подставить им ножку. Ты хорошо знаешь первых героев, Хантер?

Мое знание истории отличалось своеобразием: множество туманных подробностей, но плоховато с общей картиной.

– Первых героев?

– Первые инноваторы творили мифы, – сказала Уикерсхэм, – пока религия не превратилась в торговый балласт для потребителей.

В этих древних историях первыми героями были ловкачи, сорвиголовы и сумасброды. Их миссия состояла в том, чтобы нарушать установившийся естественный порядок, перемешивать ветер и звезды. Они вмешивались в работу богов, преобразуя мир с помощью хаоса.

Уикерсхэм остановила скольжение.

– Итак, мы вырываем страницу из старой книги, и добавляем к пирамиде джаммеров.

– Джаммеры! – Глаза Джен округлились. – Противоположность охотников за крутизной.

Мвади улыбнулась.

– Правильно. Мы не помогаем инноваторам распространять их новации вниз по пирамиде, а, наоборот, баламутим струю, привносим на рынок сумятицу, вносим помехи в рекламу, стараясь запутать потребителей, чтобы они уже не могли разобраться, где шутки, а где всерьез.

– Размягчаете клей, – тихо сказал я, и вдруг мне показалось, что пол под моими ногами завибрировал.

Елки‑палки, а ведь он и вправду вибрировал!

Нас омыло потоком красного света: огромные студийные двери разъехались и впустили с улицы последние лучи заходящего солнца.

На фоне этого кровавого зарева вырисовывались около дюжины фигур, и одну из них я сразу узнал: то был якобы писатель из кофейни, тот самый, который ехал с нами в метро. Он выследил нас. Остальные держали бейсбольные биты пурпурными руками. «Хой Аристой» пожаловали, и они были в ярости.

Глава тридцать вторая

Мвади Уикерсхэм рассмеялась:

– Класс! Вы только посмотрите на эти красные головы! Отлично сработало!

– Бежим? – спросил Футура.

Она пожала широкими плечами.

– Похоже на то. Ты берешь Мэнди. Я прихвачу эту парочку. Увидимся на фабрике. Свет!

Несколько секунд спустя длинные ряды прожекторов погасли, и я снова ничего не видел.

– Идемте со мной, ребятишки.

Сильные пальцы схватили меня за руку, подняли на ноги, и вот я уже бежал, следуя за звуком катящихся по бетонному полу роликовых коньков, за неудержимой, отметающей невидимые помехи силой.