Пересчитайте, пожалуйста. У него на голове два рыжих симметричных пятна, между ними – ромб белого цвета – это уникальный признак породы. Один этот ромб стоит дороже… – она обвела быстрым насмешливым взглядом помещение, – чем ваша контора!
Моя предательская рука не поднялась, чтобы швырнуть в нее деньги. Правда, я успел сказать: «Погодите, мы должны заключить с вами контракт», но, когда я произнес это, ее уже, кажется, в конторе не было.
Если визитка принадлежала ей, то ее звали Илона Борисовна Ямковецкая. Не знаю, насколько пропавший Боря был похож на ее отца, но почему бы, в конце концов, не поискать его за тысячу двести баксов до завтра?
Я запер контору на ключ и поехал в библиотеку.
Кроме пачки «зеленых» в кармане, пса Шерифа и одноименного с ним детективного бюро, у меня есть старенькие «Жигули» шестой модели. Купил я их по случаю на базаре у одного мужика, которому «не на что было похоронить жену». (Я заметил, что каждый второй продавец машин срочно нуждается в деньгах, чтобы похоронить жену; каждый первый – женщина, которой не на что похоронить внезапно скончавшегося мужа.) Прежнюю мою машину взорвали на стоянке, тогда я подумал, что дорогую покупать ни к чему, и купил эту. Радость моя была беспредельна, когда после пробного пробега оказалось, что она еще и ездит, а это, насколько я понимаю, в машинах главное. А если кто‑то думает, что в машине главное – престиж, то ошибается. Вон, не успел я отъехать от конторы, а за мной увязался новенький черный «БМВ», в салоне – четыре лба, едут и любуются моим «ягуаром» (это я так назвал свою «шестерку» потому, что, во‑первых, мне не нравится слово «шестерка», а во‑вторых, я ее не успел покрасить, она вся в пятнах шпатлевки и напоминает ягуара. Или кавалера‑кинга‑чарлза, хотя у того пятна дороже).
Ехать в библиотеку мне лучше по кольцу, но на Черкизовской я решил на кольцо не сворачивать, а пилить по диаметру, тогда можно повилять, чтобы дать этим ребятам получше разглядеть «Ягуара»: походило, что они хотят выменять его на свой «БМВ». Я свернул на Сокольники – они на Сокольники; я проехал по Валу и пошел по Сущевке – они по Валу и Сущевке; когда я свернул с Нижней Масловки и нарочно объехал по кругу магазин «Бытхим», а они проделали то же самое, стало понятно, что они просто записаны в той же библиотеке – на улице Народного Ополчения. Там работает моя первая жена, которая бросила меня десять лет назад. Вначале я на нее обижался, а недавно решил, что поделом мне: я служил в милиции, потом вышибалой в престижном кабаке, ну и, как водится, попивал и не всегда ночевал дома, так что уйти от меня у нее были основания. (Не могла же она знать, что впоследствии я окончу юридический институт, объезжу пол‑Европы и стану владельцем частного детективного бюро?) Теперь мы были с Наташей в приятельских отношениях, у нее был славный муж‑доцент и две очаровательные дочурки‑близняшки.
Вспоминая короткую, как радиоволна, совместную жизнь, я домчался до улицы Ополчившегося Народа и, купив в киоске блок сигарет «Давидофф», вошел в библиотеку.
– Извините, у вас бутылки принимают? – спросил у Наташи, перешагнув через порог читального зала.
Из книгохранилища тянуло Петербургом Достоевского: за столами с настольными лампами сидели старые, как Лев Толстой, старички, и такие же, как Софья Андреевна, старушки.
– У вас с юмором плохо, молодой человек, – приложила к губам палец экс‑жена.
– С юмором у нас хорошо, – ответил я, предъявив в качестве читательского билета блок ее любимых сигарет. – У нас без юмора плохо.
– Спасибо. Пойдем покурим? – Она знала, что я курю редко и мало, а если и курю, то только «Кэмел» – исключительно из любви к верблюдам. |