находится на самой франко-итальянской границе, и я не могу согласиться на

столь рискованное дело - покорно следовать туда за черномазым. Припоминаю

заранее намеченные для подобного случая действия. Из зеркала на меня

глядят мои собственные глаза, воспаленные, помутневшие. В голове шумит,

череп как в тиски зажат. Все это в порядке вещей после четырнадцати часов

непрерывной езды, за которые совершен пробег более чем  в  тысячу

километров.

   Решив, что пора положить конец этим гонкам, я жму на газ почти до

отказа. Машины попадаются редко в эту обеденную пору, а шоссе с его

уклонами и зигзагами весьма удобно для определенных тактических ходов. Но

я тотчас замечаю, что без видимых причин "ягуар" тоже увеличивает

скорость. Мой "ситроен" на предельной скорости, а расстояние между

машинами не уменьшается. Кралев, как видно, давно заметил, что за ним

кто-то следует на определенном расстоянии, но довольствовался тем, что

дистанция оставалась постоянной. Теперь же, когда я пытаюсь нарушить ее,

он начинает реагировать.

   Мне хорошо известны скрытые качества моей таратайки, и я отлично

понимаю, что у меня почти нет шансов догнать ее. Моя блестящая идея

относительно сверхмощного мотора под изношенным кузовом приносит свои

плоды, увы, не в мою пользу. И все же у "ситроена" есть известное

преимущество перед "ягуаром", если иметь в виду сидящего за рулем

человека, не взирая на то, что у него помутнели глаза и адски болит

голова.

   Продолжаю выжимать предельную скорость, замедляя ход только на крутых

поворотах, и жду, пока наступит удобный момент. Это должен быть либо

особенно крутой поворот, где Кралев потеряет скорость, если не слетит в

море, либо целая серия поворотов, либо...

   Вырубленное в прибрежных скалах шоссе круто спускается под гору, а

затем так же круто поднимается вверх. "Ягуар" изо всех сил устремляется

вниз в трехстах метрах передо мной, чтоб воспользоваться инерцией при

подъеме. Но в это самое время на противоположной крутизне появляется

тяжелый грузовик, нахально едущий по самой середине шоссе.  Кралев

пронзительно дудит клаксоном, но грузовик не изменяет направления, и,

чтобы не налететь на этого гиганта, Кралев вынужден сбавить скорость.

Только теперь шофер на грузовике лениво подается вправо, но "ягуар" уже

потерял инерцию. Лишь только таратайка успела разминуться с грузовиком, я,

стремительно преодолев крутизну, выравниваюсь с ней и, нацелив на Кралева

пистолет, пресекаю путь перед носом у "ягуара". Таратайка, уткнувшись в

брызговик "ситроена", с жалким бренчанием замирает.

   - Руки вверх! - восклицаю я. - Не торопись на тот свет.

   Черномазый неохотно поднимает свои темные косматые руки.

   - Вылезай!

   Он трет лоб, надеясь, что все это сон.

   - Вылезай, говорю! Не видишь разве, что дальше ехать некуда?

   Кралев выбирается из машины, а я зорко слежу за его движениями. Лида

сидит, откинувшись на спинку с таким видом, будто все происходящее ее не

касается.

   - В каком кармане у тебя пистолет?

   - Нет у меня пистолета, - равнодушно отвечает черномазый.

   - А куда ты его дел?

   - Нет пистолета, - повторяет он. - К чему мне пистолет, если я

собираюсь пересечь границу?

   По-видимому, готовясь переехать границу, он и в самом деле не взял с

собой пистолет.

   - Стань вон там! - предлагаю я ему, указывая на край обрыва за

скалой.