авторитет!" Кралев весь пожелтел. И вот разделались с парнем...

   Моя версия не целиком придумана. Милко и в самом деле раздражали

анонимные статьи, и, ссылаясь на номер, подписанный в печать, он заявил

Кралеву, что журнал не может состоять из одних анонимных материалов.

   Грохот возле нас усиливается. Одна из голубых машин слетает на

обочину и опрокидывается. Туда бросаются люди в белых халатах. Кувырком

летит бельгийский "плимут" и тут же загорается. Из кабины едва успевает

выбраться водитель. Остальные таратайки - с продавленными дверками, с

дребезжащими, развороченными бамперами, с текущими радиаторами и картерами

- продолжают зигзагами мчаться вперегонки, поднимая невообразимый шум и

изрыгая тучи дыма.

   - Если б дело заключалось только в этом, его бы просто прогнали! -

кричит мне Младенов.

   - Не могли. Неудобно было после того, как прогнали меня. Тем более

Милко не одинок, не то что я, у него связи среди эмигрантов. Пошла бы

молва... Так хитрей: меня прогоняют, Милко убирают, приписывая убийство

коммунистам, а дальше твой черед, и опять будут собак вешать  на

коммунистов. Главное, восстановить статус-кво. Вот чего они добиваются,

бай Марин! Им бы ткать свою паутину, как прежде, и чтоб никто не мешал! -

разъясняю я старику в самое ухо.

   Стоит такой шум, что никто нас не слышит, никому из окружающих до нас

нет дела. Публика ревет, подпрыгивая на местах, поощряя самоистребление на

беговой дорожке, тогда как мы с Младеновым перекрикиваемся по поводу

другого самоистребления, не столь массового, но более безоглядного.

   - Ничего они не могут иметь против меня, - упорствует старик. - Пока

что я с ними и ничем им не мешаю.

   - Ты мешаешь им тем, что существуешь, ты внушительная фигура, какой

они никогда не были и не будут; что главная ставка у американцев на тебя,

несмотря на то, что громадный куш идет Димову. Димов с Кралевым уничтожат

тебя, потому что всегда будут видеть в тебе угрозу, пока ты жив. Сейчас у

них только деньги, а ликвидировав тебя, они станут и полновластными

хозяевами!

   - Какие там деньги! Что ты мне все о деньгах толкуешь! - начинает

злиться Младенов, которого слово "деньги" всегда приводит в раж.

   - Скажу тебе, не торопись! И докажу! На фактах и документах...

   Первый тур состязаний в двадцать четыре круга подходит к концу. Из

двенадцати таратаек продолжают гонки только две - белый "пежо" и голубое

такси "ситроен". Однако в самом последнам туре "паккард", вышедший из

строя и слетевший на обочину при крутом повороте, собравшись с духом, дает

задний ход, сталкивается с "пежо" и  опрокидывает  его.  Побеждает

французская команда, хотя в одном-единственном лице.

   Устанавливается относительное затишье. По стадиону носятся тягачи и

линейки, расчищая поле. Крики прекращаются. Над секторами  повисает

монотонный гул спокойных бесед.

   Я достаю из кармана банковские справки и небрежным жестом подаю их

Младенову.

   - Ты как-то мне говорил, что все проверил, но не мешает бросить

взгляд и на эти вот выписки.

   Младенов бегло просматривает справки, затем прочитывает их еще раз,

более внимательно.

   - Не может быть...

   - Ну вот еще, "не может быть". Документы официальные, ты же видишь.

Кроме известного тебе счета, у Димова есть два других, на которые он

ежемесячно вносит секретные вознаграждения. Так что ты все же прав:

получаете вы с ним одинаково, только его сумма умножается на десять.