Так что ты все же прав:
получаете вы с ним одинаково, только его сумма умножается на десять...
Я рассчитывал, конечно, что мои справки определенным образом
подействуют на Младенова, но не в такой степени. Лицо его постепенно
приобрело землистый оттенок, губы посинели, глаза налились кровью.
- Он заплатит мне за это... Могу я взять документы?
- Для тебя ведь они получены. Только предупреждаю: не делай
глупостей! Атмосфера сейчас такая, что стоит пикнуть, как они тут же тебя
ликвидируют. Пойми это раз и навсегда, бай Марин: они тебя ликвидируют,
глазом не моргнув!
Подавляя ярость, Младенов пытается собраться с мыслями. Потом
возвращает мне справки.
- Что ж, ладно. Держи их у себя. Что теперь делать?
Двадцать четыре машины, стеснившиеся за красно-белой зеброй,
неожиданно трогаются в этот момент, оглашая стадион ревом моторов.
- Я скажу тебе, что делать! - прокричал я. - Все обдумано. И не они
нас, а мы их, будь уверен.
На этот раз состязание являет собой подлинное побоище. Машин так
много, что они не столько продвигаются вперед, сколько сталкиваются в
облаках бензинового дыма, застилающего это бело-голубое стадо. Как только
какой-то таратайке удается оторваться, вдогонку ей тут же кидаются
несколько других, норовят броситься ей наперерез, бодают с боков, таранят
сзади, пока на одном из поворотов она не оказывается на обочине. Публика
неистово ревет, то и дело взлетают стаи рук, зонтов, шляп.
- Может, нам уйти? - морщится Младенов. - Голова распухла от этого
безумства!
- Нам не выбраться. Придется дождаться конца.
И мы остаемся среди этого содома, занятые своими мыслями, а перед
нами, на поле стадиона, бедные наемники, сжимая в руках руль, борются за
свой престиж и за свою жизнь, давясь ядовитым дымом, опрокидываются,
выбираются ползком из-под охваченных пламенем машин.
В маленькой кофейне на Монруж толпятся у стойки несколько человек из
местных завсегдатаев. За столами, расставленными прямо на тротуаре, ни
души. Улица просматривается достаточно хорошо, и мне легко заметить
каждого нового посетителя.
- Во-первых, - говорю я, выпив из кружки пиво, - дома не вести
никаких разговоров. У вас в квартире установлена аппаратура.
Младенов пытается выразить не то сомнение, не то негодование, но я
жестом останавливаю его.
- Сказано тебе, значит, так оно и есть. Во-вторых, старайся по
возможности не вступать в контакт со мной. Я сам приду к тебе, и то в
случае крайней необходимости. В-третьих, ни малейшего сомнения, ни тени
недовольства с твоей стороны. Ты ничего не знаешь, и ничего не случилось.
До сих пор Младенов выслушивал мои советы без возражений. Трус по
натуре, он охотно принимал любые меры в целях собственной безопасности.
- Главная наша задача - вывести из строя Димова. Это позволит тебе
стать первым. Однако для начала нам придется заставить его сменить шкуру и
дать иное направление его злобе. Вечером завтра или - самое позднее -
послезавтра я принесу тебе одну запись. У тебя есть магнитофон?
- На что он мне сдался? - вскидывает брови Младенов.
- Ладно, принесу тебе магнитофон. Позовешь Димова, пускай послушает
запись. Он придет в бешенство. Но ни тебя, ни меня это касаться не будет.
Это важно.
- А если спросит, откуда взялась запись?
- Скажи, что тебе ее принес француз, назвавший себя слугою из отеля
"Сен-Лазер". |