старшинству удостаивается Младенов. В черном костюме, с опухшим лицом, он

и в самом деле выглядит торжественно-печальным в сером свете облачного

утра. Подняв привычным ораторским жестом руку, Младенов объявляет, что мы

хороним нашего дорогого и незабвенного соратника Тони, но тут  он

запинается, потому что не помнит фамилию покойного, который всегда и для

всех был просто Тони. "Тенев", - подсказывает ему своим трубным голосом

Кралев. Да, нашего дорогого и незабвенного Тони Тенева.

   Надгробное слово, поначалу несколько вялое и расплывчатое, постепенно

обретает нерв и идейную направленность. Вдохновляемый мыслью, что скоро

станет единственным шефом Центра, а также тем, что вокруг него собралось

дюжины две представителей эмиграции, перед которыми стоит блеснуть,

Младенов воздает хвалу молодой и надежной гвардии борцов, к которой

принадлежал и покойный, говорит о подвиге, героизме и самопожертвовании,

как будто Тони пал на поле брани, а не от руки своего ревнивого шефа из-за

дурацкой постельной истории. Вскользь касается национальных идеалов,

которым все мы служим по мере своих сил, говорит о свободе, которая рано

или поздно озарит наше страждущее отечество, а также о том, что каждая

утрата, подобная этой, как бы ни была она тяжела, должна служить боевым

сигналом к еще большему сплочению наших рядов. Затем обращение к Тони "спи

спокойно" и, как всегда, "вечная память".

   Выдержанная в добром старом проверенном стиле тридцатых годов, речь

производит известный эффект. Некоторые представительницы нежного пола

роняют по одной, по две слезы, даже Уж стоит, разинув рот, неподвижно, как

пень, изумленный, видимо, тем, что можно столько говорить о таком

ничтожном человеке, как Тони.

   Потом раздается специфичный и одинаковый во всех краях света стук

падающих на гроб комков земли, и скорбящие начинают расходиться. Первыми

уходят Димов, Кралев и Младенов, сопровождаемые Вороном и Ужом, за ними

тянутся представители эмигрантских фракций. Я стою в сторонке между

кипарисом и обросшей мхом каменной аллегорией в ожидании, пока тронется

Мери Ламур, чтоб отправиться за ней следом. Но Мери тоже не торопится,

укрывшись в тени какой-то часовни, - ждет, пока уйдут  остальные.

Убедившись наконец, что никого больше не осталось, она пробирается к

свежей могиле и украдкой кладет на нее букетик незабудок, который до сих

пор прятала между перчатками и сумочкой. Трогательно и таинственно.

   При моем приближении дородная фигура скорбящей едва не подпрыгнула от

испуга.

   - Мне необходимо как можно скорее поговорить с вами наедине, -

бормочу я.

   Женщина, как видно, не слишком потрясена моим предложением, но качает

головой.

   - Это исключается. Димов ждет меня в машине.

   - Тогда давайте увидимся позже...

   - Где?

   Я называю адрес, который только сегодня утром узнал от Франсуаз.

   - Когда?

   - Через час. Ладно?

   Она кивает в знак согласия. Потом озирается  по  сторонам  и

направляется к выходу.

   Подождав еще несколько минут, чтоб все скорбящие успели разъехаться,

я тоже покидаю кладбище и иду к своему "ягуару", оставленному чуть

поодаль.

   Прибыв по указанному адресу на Фобур Монмартр и воспользовавшись

полученным от Франсуаз ключом, я вхожу в полутемную, но уютную, хорошо

обставленную квартирку, оснащенную всем необходимым, в том числе, по всей

вероятности, и подслушивающим устройством.