Ксе сидел на стуле и в задумчивости ковырял кухонным ножом дорогую скатерть. Под ней было лаковое дерево, еще дороже, и ему тоже грозил ущерб. За стеной, в сандовой гостиной, разливался на все лады телевизор: озлобленный Жень смотрел MTV.

    Ксе думал о жрецах, о Матьземле, о психованных подростках с не по возрасту четким рельефом мышц, и о том, что давно пора позвонить деду Арье. Деду, деду надо было звонить сразу, как только вошли. Почему Ксе так сглупил, взялся строить из себя дознавателя, к каковой роли никогда не ощущал склонности? Особист драный. Парню если с кем и надо было поговорить, так это с подростковым психологом, из службы телефона доверия. Дед бы смог сойти за психолога, по обширности знаний, богатству жизненного опыта и природному обаянию, а не ты, стручок…

    Шаман вздохнул.

    Молчи, Ксе, за умного сойдешь.

    Но насколько же он неуравновешен, Жень, как его мотает из стороны в сторону, от животного ужаса к сарказму и холодной злости… и взгляд, взгляд боевой машины. Руку дать на отсечение, что истерика Матьземли как-то связана с этим, нечего и спорить, но какое должно быть промежуточное звено? Где ответ на вопрос «почему»? Кто он, что он такое, этот Жень? Чем занимался его отец? Во что превратил сына?

    Ксе положил нож и встал.

    Он решил извиниться. Сказать Женю, что не хотел влезать в душу, а всего лишь перестарался в желании помочь. Пообещать, что больше это не повторится - и опять слукавить, потому что мальчишке все равно предстояло снова терпеть расспросы, только занимался бы ими уже не Ксе…

    Плазменная панель Санда распахивалась во всю роскошную ширь, в ней танцевали лощеные африканцы, в выверенной акустике комнаты упруго стоял звук, а Жень спал.

    Он, конечно, не собирался спать. Просто замерз, полуголый, и завернулся в плед. Устроился поудобнее, и от сытости и усталости сморило.

    Ксе улыбнулся.

    А потом пошел в коридор и вытащил из груды жениного пуховика боевой нож.

    В сумке лежал еще складной с вылетающим лезвием, его он трогать не стал, и должен был быть третий, с которым Жень не пожелал расстаться.

    «Да, Мать… - с косой ухмылкой подумал шаман. - Язви тебя через Семипалатинск…» До него с большим опозданием дошло, что одна из игрушек Женя вполне могла оказаться у него в животе. Если бы парень был не настолько измотан, если бы Матьземля не ходила ходуном у него под ногами, если бы он не принял Ксе за жреца…

    …и ненавистного до дрожи жреца не осмелился ударить ножом.

    Ксе вновь испытал чувство, знакомое всякому шаману: он понял, что ничего не понял.

    Жень в гостиной тихо посапывал под частый бит постиндустриальной колыбельной: Ксе не стал выключать плазму, только притворил ему дверь и ушел во вторую гостиную.

    -  А! - ответил телефон после тридцати секунд нервного ожидания и мольб на тему «Арья-в-Москве, Дед-дома». - А! А ты у м-меня в адресной к-книжке есть, оказывается, хе-хе, я т-тебя узнал.

    -  Дед! - Ксе сам от себя не ждал такой щенячьей радости. - Дед, ты где? Дед, понимаешь, тут дело такое, меня Матьземля попросила, она ни копья не понимает, чего хочет, я боюсь тут голову сломать, кажется, это очень серьезно, я даже не знаю, удобно ли по мобильнику…

    -  К-ксе! - сказал Дед. - Т-ты меня извини, конечно. Но я с-сижу на чемоданах. Я з-завтра лечу в Мюнхен, на конференцию по ант… антропологии… в к-качестве, хе-хе, экспоната.

    Дед врал.