-  Даниил Игоревич… - снова начал ястреб.

    -  Надоел! - огрызнулся тот.

    И остановил циркуляцию энергии в теле стихии.

    У него не было времени ждать, когда зверинец нанесет удар, да и не знал Даниль, сумеет ли его отразить; он начал первым. Плана не было, одни смутные догадки. У каждой программы есть определенные ограничения, связанные с ее функциональностью; в высшей системе они получают компенсацию, но, тем не менее, никуда не исчезают. Ищейка инертна и не склонна действовать без команды. Координатор обретает силу только там, где есть, кем управлять. Аналитик, самая впечатляющая разработка Лаунхоффера, нестабилен, и без контакта с внешним миром не сможет удержать свое многомерное сознание в равновесии. Сейчас, когда он интегрирован в высшую систему, внутренняя дестабилизация может повлечь за собой не только размытие вероятностной структуры континуума, но даже - в случае большой, очень большой удачи - самоуничтожение зверинца.

    Надеяться на такую удачу, конечно, было бы глупо: если эта мысль пришла в голову даже Сергиевскому, Лаунхоффер уж точно все предусмотрел. Но пути воздействия существовали, зверинец не был неуязвимым, и больше того - Даниль, пожалуй, в одиночку представлял опасность не меньшую, чем весь выводок адских тварей.

    Мысль эта вселяла бодрость и оптимизм.

    И еще веселей стало Данилю, когда он увидел, что расчеты и надежды его оправдались - сложная система зверинца дрогнула, замкнулась в себе, затем в недрах ее кто-то принял решение и программы-сегменты начали выключаться одна за одной, видимо, страхуясь от выпадения в иную вероятность…

    А потом циркуляция возобновилась.

    Даниль подавился, хотя в тонком теле давиться было решительно нечем.

    Он по-прежнему контролировал энергетические сосуды великой стихийной богини на всем пространстве аномалии, изолируя территорию, не позволяя зверинцу контактировать с окружающей средой… но циркуляция возобновилась, распад искусственного сверх-божества прекратился; почти сразу процесс пошел вспять.

    -  Это она, что ли, дура? - пробормотал Сергиевский: пришло на ум, что Матьземля каким-то невероятным образом вмиг отрастила себе новые капилляры.

    Но нет; стихию он надежно держал в руках, да и не могла она разрастись так быстро.

    А энергия шла.

    Струилась могучим потоком, питая жуткую систему уничтожения…

    Даниль окончательно перестал понимать, что происходит, и выпал в физический мир. От растерянности он не проследил точность позиционирования, и оказался за несколько метров от того места, где стоял до ухода в чистую форму - за воротами дома Менгры, в поле.

    -  Ой, блин, - пролепетал он и, не удержавшись, добавил: - до чего техника дошла…

    Порыв ветра бросил горсть снега ему в лицо.

    -  Это не техника дошла, - иронично ответил Эрик Юрьевич. - Это я сам сюда на лыжах дошел.

    Лаунхоффер стоял посреди снежной целины, огромного белого поля, и Даниль заподозрил, что он и не стоял вовсе - снега там должно было за ночь насыпать, по крайней мере, по колено.

    Отовсюду выходили кошки, гигантские кошки из поземки и небесной трухи, одну совсем рядом выронил снежный ком - толстолапую, с кристаллами серого льда вместо глаз. Ищейка мультиплицировала себя; зрачков у нее было больше, чем звезд на небе, и каждый становился полупризрачным снежным телом…

    А собак у Ящера было две. Черная и рыжая. Здоровенного, как теленок, кане-корсо Даниль опознал сразу, потому что имел счастье неоднократно и тесно общаться с богом войны.