|
Любой из известных мне методов аборта убил бы ее. Ратлит прочитал результаты и не показал их Алегре. Это были известия, которых она боялась. Ратлит же знал, что Алегра умрет в любом случае. И поэтому украл ремень золотистого. «Любить кого‑то – значит не представлять себе жизнь без этого человека», – сказала как‑то Алегра. Когда кто‑то убегает, бросив умирающую девушку, у него должны быть на то веские причины. У меня в голове словно соединились две критические массы. Этот взрыв перевернул мир в моих глазах, хотя я думал, будто отлично понимаю, что к чему...
Пересилив себя, я достал конторские книги, включил компьютер, а потом выключил его и убрал книги и уставился на драгоценный камень Ана. Среди плавающих, летающих, ползающих существ – супругов, дающих рождение, растущих, изменяющихся, занимающихся своими делами, я встретил существо, чьи физиологические характеристики задавали эти смертоносные зеленые черви кривых. И тогда я швырнул лист письма‑диктофона в стену. Он разлетелся дождем белого пластика. Страх и ненависть сплелись во мне воедино. Я собирался убить золотистого, пусть даже он не имел к случившемуся никакого отношения и был обычным глупцом. Ведь точно такое же безразличие и глупость убили Алегру и Ратлита. И теперь, когда я понял, какую угрозу для Алегры нес этот ребенок... я возненавидел золотистых и понял, что они угрожают и мне...
Глава 12
До бара я добрался через несколько минут после того, как потух дневной свет и включились ночные лампы. А все потому, что я останавливался не меньше десяти раз и был сильно пьяным. Помню, по дороге я пытался объяснить, что к чему, астронавту с межзвездного челнока, который впервые оказался на нашей Станции. Еще я оказался свидетелем одной забавной сцены: стоял и глазел, как женщина (золотистая), вооружившись осколком стекла, нападает на свою подругу... С астронавтом же, нырнув в недра бара и расположившись у пивной стойки, я начал разговор так: – Представь себе два огромных стекла, а между ними земля, пронизанная множеством ходов. А если добавить несколько длинных полос пластика, получится настоящий террариум... Можно часами сидеть возле него и наблюдать, как маленькие муравьи прокладывают туннели, носят яйца, суетливо бегают по туннелям... Когда я был маленьким, у меня был собственный муравейник... Я сунул трясущиеся руки в лицо собеседнику. Цепочка с драгоценным камнем запуталась в моих пальцах. – Успокойся, – сказал мне астронавт, высвободив цепочку. – Да все в порядке, парень. Расслабься! – Понимаешь, – я никак не мог успокоиться, – все, что я имел, когда был ребенком, – собственный муравейник! Он отвернулся и уперся локтем о стойку. – Ладно тебе, – приветливо заговорил он. А потом сделал очень глупую и грубую ошибку. Ничего хуже он и придумать не мог. – Так что там у тебя был за муравейник? – поинтересовался он. – Моя мама... – Я думал, ты расскажешь мне о своей тете* [Игра слов. Ant – муравей, aunt – тетя.]. – Если хочешь, – вздохнул я. – Моя тетя слишком много пила. То же самое я могу сказать о своей матери. – Все верно. Сначала о тете, потом о матери. – Моя мать, видишь ли, всегда беспокоилась обо мне. Доводила меня своей заботой... Больше всего мне доставалось, когда я был маленьким. Она с ума меня сводила! А я лгал и бегал смотреть на корабли в космопорт, называвшийся Бруклинская Военно‑воздушная пристань. Там швартовались корабли, которые потом улетали к далеким звездам. Лицо астронавта скривилось от усмешки. – Конечно, и мы так поступали... Я тоже, когда был мальчишкой, бегал смотреть на межзвездные корабли. – Но если шел дождь, мама не выпускала меня на улицу. |
