|
Я помню, что раньше все: мужчины, женщины, дети, — не стесняясь, смеялись, ссорились, дрались, шумели, вместе переживали и радости, и несчастья и вместе работали. Странно, что я это помню, ведь в те времена я был совсем мал. Может, я все это просто придумал, когда дом стал таким тихим и холодным? Но один случай я точно не придумал, я помню его очень ясно. Как-то вечером мать подошла к моей постели, обняла меня сказала, что когда-нибудь мой старший брат станет хозяином Кинлоха и тогда я должен буду почитать его и служить ему верой и правдой. Зачем она это сказала? Ведь она наверняка знала, что её муж найдет способ избавиться и от моего брата, и от меня. Она не могла не знать. Ларен слегка наклонилась вперед, и её густые, ярко-рыжие волосы, влажные от осевших на них капель тумана, заблестели, nrp`f` пляшущее пламя костра. — Помнится, ты говорил нам, что твоя мать умерла. Скажи, Клив, её убил Варрик? — Этого я не знаю. Она умерла как раз перед тем, как меня ударили по голове, а потом продали в рабство. Одного я никак не могу понять: почему это случилось со мной, а не с моим братом? Ведь не я, а он был законным наследником Кинлоха. Однако напали почему-то именно на меня. Меня, а не его оглушили и бросили, посчитав мертвым, а потом, выходив, превратили в раба. — Клив ненадолго замолчал. — Посмотрите туда, на Лох-Несс. Посмотрите, какая мутная в нем вода. Это из-за того, что в ней очень много торфяного мха. Даже когда нет тумана и на небе ярко светит солнце, невозможно разглядеть, что происходит в глубине озера, видно только то, что находится близко к поверхности. Говорят, что у озера Лох-Несс вообще нет дна и что люди, упавшие в него, никогда не всплывают. Говорят, что его берега похожи на соты — так много в них подводных пещер — и течение уносит тела утопленников в эти пещеры, а там их поедает чудовище. — Ого! Неужели ты все это вспомнил? — сказал Меррик, накалывая на нож последний кусок жаркого. — Ларен, дорогая, это было очень вкусно. Клив усмехнулся: — Нет, я просто пересказываю то, что мне говорили сегодня на рынке. Один из местных рыбаков только что сгинул в озере, и мне сказали, что его ищут без особого усердия, потому что он наверняка погиб и от его тела ничего не осталось, так «что хоронить будет нечего. После захода солнца никто из здешних жителей не отваживается отплыть от берега. Считается, что это слишком опасно. — Ты весьма живо описал своего отчима, — сказала Ларен. — Судя по твоему описанию, ему очень подходят те имена, которыми его называл тот старичок в Инвернессе: Властелин ночи и Властелин зла. Ты говоришь, он всегда носил черное, расхаживал по берегу в грозу и разрисовывал лицо синей краской. Кстати, как выглядели те рисунки на его лице? Ты их помнишь? — Я помню только, что там были круги и квадраты. Ведь тогда мне было всего лишь пять или шесть лет, а может, и того меньше. — Я знаю, с тех пор прошло уже целых двадцать лет, — вмешалась Чесса, — а это долгий срок, но мне почему-то кажется, что твой отчим все ещё жив и здоров. Мне не терпится его увидеть. Мне нравится представлять себе, как он, весь в черном, разгуливает по берегу в грозу. Как воображу эту картину, так прямо голова идет кругом. — О нет, — пробормотал Клив и хлопнул себя ладонью по лбу. — Хватит с меня твоих безумств, Чесса, я уже сыт ими по горло. |
