— Ты считала себя очень умной, не правда ли? Ты воображала,
что можешь вертеть мною, как хочешь? — Он поцеловал её в ухо. — Но
вот увидишь, я буду исторгать у тебя эти безумные вопли
наслаждения всякий раз, когда мне этого захочется. И ты ничего не
сможешь с собой поделать. — И он поцеловал её в подбородок.
Она долго молчала, потом прошептала, уткнувшись лицом в его
плечо:
— Ты мне это обещаешь?
Рука, гладившая её ягодицы, замерла.
— Да, — сказал он. — Обещаю.
Через несколько мгновений Чесса заснула, а Клив ещё долго
лежал с открытыми глазами, улыбаясь широкому потоку лунного света,
лившемуся в открытые ставни. Чувствовать на разгоряченном лице
дуновение свежего ночного ветерка было необычно. В Норвегии, где
он жил последние несколько лет, большую часть года было слишком
холодно, чтобы впускать в дом ночной воздух. Толстые деревянные
доски длинного общего дома в Малверне были плотно пригнаны друг к
другу, чтобы через щели не уходило тепло. Там в стенах просто не
было окон. Он перевел взгляд выше и увидел луну.
Ее вид отчего-то взволновал его. Если память ему не изменяет,
в детстве, засыпая в этой крепости, он не видел луны. Он закрыл
глаза и вдруг ясно увидел отца, склонившегося над его постелью и
глядевшего на него своими разными глазами. Да, это был его родной
отец, а вовсе не отчим, не тот страшный человек, которого он так
боялся, когда был маленьким, не тот, кто, как он всегда думал,
приказал его убить. Здесь, в Кинлохе, было много тайн, слишком
много, и Клив до сих пор не представлял, как он будет в них
разбираться. Он молил богов, чтобы между воинами из Малверна и
людьми Варрика обошлось без ссор. Впрочем, это был глупый страх.
Откуда взяться ссорам в том глухом молчании, которое царит в
Кинлохе? В этом мертвящем, пугающем безмолвии? Даже мужчины из
Малверна, всегда словоохотливые и не лезущие за словом в карман,
словно заразились здесь молчаливостью и за весь долгий вечер едва
выдавили из себя несколько слов.
Итак, его сестра Аргана теперь жена его отца и мать троих
сыновей. Он помнил её смешливой, подвижной девочкой, которая часто
брала его на руки и звонко чмокала в щеку. Но вчера вечером она ни
разу не засмеялась и все время молчала. А Кейман? Ей уже тридцать,
а она до сих пор не замужем. Почему? Ведь она так красива! Ларен
пыталась расспросить её, но все её уловки была тщетны: Кейман
стала такой же молчаливой, как и Аргана. Клив плохо помнил, какой
Кейман была в детстве. Возможно, она и тогда уже была замкнутой,
но по правде говоря, он в этом сомневался.
Да, в Кинлохе точно было что-то не так. Давящее безмолвие,
странная зловещая темнота, которая, казалось, с тихим шипением
сочилась из всех углов огромного зала, поток яркого, чересчур
яркого света, лившегося на помост, на котором стоял его отец… А
тот порыв ветра, что вдруг влетел в раскрытое окно, хотя день был
безветренный?
Чесса что-то прошептала во сне. Да, боги дали ему хорошую
жену. Она прекрасна, она всем сердцем любит его и его дочь, но уж
больно она умная. С ней надо держать ухо востро, потому что
слишком уж она похожа на своего отца, хитроумного Хормуза, который
теперь называет себя королем Ситриком.
Пожалуй, Рагнору Йоркскому повезло, что он на ней так и не
женился. Она бы задала ему жару. При этой мысли Клив улыбнулся.
Интересно, решилась ли наконец Турелла устранить короля Олрика и
посадить на трон Рагнора, чтобы через него править самой?
Рука Чессы коснулась живота Клива, потом скользнула ниже и
остановилась, — зарывшись в его паховые волосы. |