|
Однако наутро она встала на его защиту и солгала ради него, так что другим мужчинам даже захотелось убить его из зависти к его любовным доблестям. Тогда, в их первую брачную ночь, он не смог обуздать своего нетерпения, а теперь она вела себя точно так же. Он не знал, что делать. Но затем жаркая волна желания захлестнула его так неистово, что он забыл обо всем. Он сдвинул вверх её одежду, чувствуя под ладонями её обнаженную кожу, потом его пальцы раздвинули её бедра и ощутили влажность её плоти, её готовность принять его. Он застонал. — Раздвинь ноги шире, — проговорил он, не отрываясь от её губ, и она мгновенно подчинилась, впившись пальцами в его ягодицы. — Быстрее, — снова пробормотала она, и он засмеялся, приподнимая ладонями её бедра, посмотрел вниз на её прекрасное обнаженное тело и, откинув голову назад, прогнув спину, вошел в неё как мог глубоко. Она подалась вперед, стараясь сделать так, чтобы он вошел в неё ещё глубже. На сей раз он не причинил ей боли, но почувствовал, что её сокровенная плоть все ещё чересчур тесна и туга. Стало быть, она ещё не вполне готова.., так что же ему делать? А между тем она крутилась и извивалась под ним, изгибая спину и повторяя: — Быстрее, быстрее! Он не хотел торопиться, но она была так хороша, её лицо с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом дышало такой страстью… — Я хочу подарить тебе наслаждение, Чесса, — выдавил он из себя, хотя чувствовал, что его терпение уже на исходе. Ее устье было тугим и тесным, и она двигалась под ним, затягивая его все глубже и глубже. Он попытался выйти из неё хотя бы на мгновение, чтобы немного овладеть собой, но не смог. Когда он слился с нею до конца и ощутил, как изливается его семя, из горла его вырвался стон, стон человека, испытывающего такое наслаждение, что ему уже нет дела до того, слышит ли его кто- нибудь или нет. На миг ему показалось, что теперь он наверняка умрет, ибо простому смертному не пережить такого блаженства. Он лежал на ней, прижавшись потной грудью к её груди, также покрытой испариной, и тяжело дышал, целуя между вдохами её горячую щеку. Он так и не вышел из нее, и его плоть была по-прежнему слита с её плотью. — Я не собираюсь спать, — сказал он, приподнявшись на локтях. — Чесса, поговори со мной. Она улыбнулась, глядя на него снизу вверх: — Сейчас ты находишься глубоко во мне, Клив. Мне нравится ощущать в себе твою плоть, твою силу. Ты такой твердый и гладкий, и мне это очень приятно. — Глупые слова, — ответил он. — Ты сама не понимаешь, о чем говоришь. И никогда не смей рассказывать никому из мужчин, что я будто бы гладкий и твердый, иначе я тебя задушу. Теперь я понял, отчего ты вдруг как с цепи сорвалась. Как же я сразу не догадался! Ты не получила от нашей близости никакого наслаждения, но тебе это было безразлично. Единственное, чего ты хотела, — это овладеть мною и доставить мне удовольствие, ничего не получив взамен. Но послушай, Чесса, так эти дела не делаются. Я больше не позволю тебе водить меня на поводу, как ты водишь всех мужчин, которые на свою беду подворачиваются тебе под руку. Я больше никогда тебе не поддамся и все буду делать по-своему. — Но Клив, доставить тебе наслаждение — это для меня так важно, это приносит мне такую радость, что… — Она ахнула и осеклась, когда его горячие губы прильнули к её животу, а руки начали ласкать, гладить её бедра. |
