Пришлите мне деньги до захода
солнца, и я уведу свой корабль. А сейчас я позволю себе откланяться, чтобы
задержать открытие боевых действий. Счастливо оставаться!
Они позволили ему уйти -- им ничего больше не оставалось. А на вечерней
заре капитан Макартни подъехал верхом к пиратскому форту. За ним следовал
слуга-негр, ведя в поводу мула, навьюченного мешками с золотом.
Капитан Блад один вышел из форта им навстречу.
-- От меня бы вам этого не дождаться, -- проворчал сквозь зубы желчный
капитан.
-- Я постараюсь запомнить это на случай, если вас когда-нибудь поставят
управлять колониями. А теперь, сэр, к делу. Что в этих мешках?
-- По сорок тысяч золотом в каждом.
-- В таком случае сгрузите мне четыре мешка -- сто шестьдесят тысяч,
которые я должен был получить за оборону острова. Остальное можете отвезти
обратно губернатору вместе с поклоном от меня. Пусть это послужит уроком
ему, а также и вам, дорогой капитан, чтобы вы поняли: первый, основной долг
каждого человека -- это долг перед самим собой, перед собственной совестью и
честью, а не перед должностью, и остаться верным этому долгу, одновременно
нарушая данное вами слово, нельзя!
Капитан Макартни засопел от изумления.
-- Чтоб мне сдохнуть! -- хрипло пробормотал он. -- Но вы же пират!
-- Я -- капитан Блад, -- холодно прозвучал в ответ суровый голос
флибустьера.
ЦЕНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА
Капитан Блад был доволен жизнью, другими словами, он был доволен собой.
Стоя на молу в скалистой Кайонской бухте, он смотрел на свои суда. Не
без чувства гордости оглядывал он пять больших кораблей, составлявших его
флотилию, -- ведь когда-то все они, от киля до верхушек мачт, принадлежали
Испании. Вон стоит его флагманский корабль "Арабелла" с сорока пушками на
борту; красный его корпус и золоченые порты сверкают в лучах заходящего
солнца. А рядом -- бело-голубая "Элизабет", не уступающая флагману по
мощности огня, и позади нее -- три корабля поменьше, на каждом -- по
двадцать пушек, все три захваченные в жаркой схватке, у Маракайбо, откуда он
их на днях привел. Этим кораблям, именовавшимся прежде "Инфанта",
"Сан-Филипе" и "Санто-Нинно", Питер Блад присвоил имена трех парок [76] --
"Клото", "Лахезис" и "Атропос", как бы давая этим понять, что отныне они
станут вершителями судеб всех испанских кораблей, какие могут им
повстречаться в океане.
Проявив в этом случае юмор пополам с ученостью, капитан Блад, как я уже
сказал, испытывал довольство собой. Его команда насчитывала около тысячи
человек, и при желании он мог в любую минуту удвоить это число, ибо его
удача уже вошла в поговорку, а что может быть драгоценней удачи в глазах
тех, кто в поисках рискованных авантюр очертя голову следует за вожаком?
Даже великий Генри Морган в зените своей славы не обладал такой властью и
авторитетом. |