Изменить размер шрифта - +
  Иозефу  нравились даже  легкое бахвальство  и  позерство
Оскара  --  например, когда тот вплетал  в свою речь замысловатую  греческую
цитату, чтобы тотчас вежливо спохватиться, что новичку-то  ведь этого еще не
понять, ну конечно, да никто и не требует от него понимания!
     Вообще же для Кнехта  не  было  в интернатской жизни  ничего нового, он
приспособился  к  ней без труда.  У нас нет  сведений  о  каких-либо  важных
событиях, приходящихся на его эшгольцские годы; ужасный пожар в здании школы
был,  безусловно,  уже  не  при  нем.  Его  отметки,  насколько  их  удалось
обнаружить,  показывают по  музыке  и  латыни  самые  высокие  баллы,  а  по
математике  и греческому  держались чуть  выше хорошего  среднего уровня,  в
"домовом журнале" попадаются записи о нем типа таких: "ingenium valde capex,
stu-dia non angusta, mores probantur"  или  "ingenium  felix  et  profectuum
avidissimum, moribus placet officiosis" ("Ум очень восприимчивый, в занятиях
не узок,  благонравен".  "Ум счастливый  и  очень жаждущий преуспеть,  нрава
любезного"  (лат.)). Каким наказаниям  подвергался он в Эшгольце, установить
уже нельзя, журнал, где регистрировались наказания, сгорел  вместе со многим
другим во время  пожара.  Один  соученик,  говорят, уверял позднее,  что  за
четыре  эшгольцских года Кнехт был наказан один-единственный раз (неучастием
в  еженедельном  походе)  за то,  что  наотрез  отказался  выдать  товарища,
сделавшего  что-то запретное.  Анекдот  этот  звучит  правдоподобно,  Кнехт,
несомненно,  был  всегда  хорошим  товарищем  и  никогда не  подлизывался  к
начальству;   но  что  то  наказание  действительно  было  за   четыре  года
единственным -- это все-таки, пожалуй, маловероятно.
     Поскольку мы так бедны свидетельствами  о первой поре пребывания Кнехта
в элитной школе,  приведем  одно место из его  позднейших  лекций об игре  в
бисер.  Правда, собственноручных записей Кнехта, относящихся к этим лекциям,
которые он читал начинающим, у нас  нет, но один ученик застенографировал их
в его  устном изложении.  Говоря об  аналогии и ассоциациях  в  Игре,  Кнехт
различает среди последних "законные", то есть общепонятные, и "частные", или
субъективные, ассоциации. Там сказано:  "Чтобы привести пример  этих частных
ассоциаций, которые не теряют своей частной ценности оттого,  что в Игре они
безусловно запрещены, расскажу вам об одной из таких ассоциаций времен моего
собственного  ученичества.  Мне  было  лет четырнадцать,  дело  было  ранней
весной, в  феврале  или марте, один соученик предложил мне  как-то во второй
половине дня пойти с ним нарезать веток бузины, он хотел использовать их как
трубы для маленькой водяной мельницы, которую строил. Итак, мы отправились в
путь,  и в  мире --  или в моей  душе -- стоял тогда,  надо думать, какой-то
особенно  прекрасный день, ибо  он остался у меня в памяти и  связан с одним
маленьким событием. Земля  была влажная, но снег сошел, у водостоков она уже
вовсю  зеленела, почки и только что  появившиеся  сережки уже окутали  голые
кусты дымкой, и воздух  был душист, он  был напоен запахом,  полным  жизни и
полным   противоречий,  пахло  влажной  землей,  гнилым  листом  и  молодыми
ростками,  казалось, что вот-вот послышится запах  фиалок, хотя  их  еще  не
было.
Быстрый переход