Но, может быть,
это клевета; откажемся от этого довода! Свобода, значит, пусть остается, но
она ограничивается одним-единственным актом выбора профессии. После этого
свободе конец. Уже на студенческой скамье врач, юрист, техник втиснут в
очень жесткий учебный курс, который заканчивается рядом экзаменов. Выдержав
их, он получает свидетельство и может теперь, снова обладая кажущейся
свободой, работать по своей профессии. Но тем самым он делается рабом
низменных сил, он зависит от успеха, от денег, от своего честолюбия, от
своей жажды славы, от своей угодности или неугодности людям. Он должен
проходить через конкурсы, должен зарабатывать деньги, он участвует в
беспощадной борьбе каст, семей, партий, газет. За это он получает свободу
стать удачливым и состоятельным человеком и быть объектом ненависти
неудачников или наоборот. С учеником элитной школы и впоследствии членом
Ордена дело обстоит во всех отношениях противоположным образом. Он не
"избирает" профессию. Он не думает, что способен судить о своих талантах
лучше, чем учителя. Он становится внутри иерархии всегда на то место и
принимает то назначение, которое выбирают ему вышестоящие, -- если не
считать, что, наоборот, свойства, способности и ошибки ученика вынуждают
учителей ставить его на то или иное место. В пределах же этой кажущейся
несвободы каждый electus пользуется после первых своих курсов величайшей,
какую только можно представить себе, свободой. Если человек "свободной"
профессии должен для приобретения той или иной квалификации пройти узкий и
жесткий курс с жесткими экзаменами, то у electus'a, как только он начинает
заниматься самостоятельно, свобода заходит так далеко, что множество людей
всю жизнь занимается по собственному выбору самыми периферийными и часто
почти нелепыми проблемами, и никто им в этом не мешает, лишь бы они не
опускались в нравственном отношении. Способный быть учителем используется
как учитель, воспитателем -- как воспитатель, переводчиком -- как
переводчик, каждый как бы сам находит место, где он может служить и быть
свободен, служа. Притом он навсегда избавлен от той "свободы" профессии,
которая означает такое страшное рабство. Он знать не знает стремления к
деньгам, славе, чинам, не знает ни партий, ни разлада между человеком и
должностью, между личным и общественным, ни зависимости от успеха. Вот
видишь, сын мой, -- когда говорят о свободных профессиях, то в слове
"свободный" есть доля шутки.
Расставание с Эшгольцем было заметным рубежом в жизни Кнехта. Если до
сих пор он жил в счастливом детстве, в гармонии полного готовности, почти
бездумного подчинения, то теперь начался период борьбы, развития и проблем. |