Изменить размер шрифта - +
Такие ярлыки красивы,  но  опасны и всегда
подбивают на несправедливость к какому-то прошлому состоянию человечества; и
фельетонная эпоха отнюдь не была ни бездуховной, ни  даже духовно бедной. Но
она, судя  по  Цигенхальсу, не знала, что ей  делать со  своей  духовностью,
вернее, не  сумела отвести духовности подобающие  ей место и роль в  системе
жизни и государства. По правде сказать, эпоху эту мы знаем очень плохо, хотя
она  и есть та почва, на которой выросло почти все, что характерно для нашей
духовной  жизни  сегодня.  Это  была,  по  Цигенхальсу,   в  особенной  мере
"мещанская" и приверженная глубокому  индивидуализму эпоха, и если мы, чтобы
передать ее атмосферу, приводим некоторые  черты по описанию Цигенхальса, то
одно по крайней мере мы знаем уверенно: что черты эти не выдуманы, не сильно
преувеличены или  искажены,  ибо  большой  ученый  подтвердил  их  несметным
множеством литературных и  других документов. Присоединяясь к этому ученому,
единственному пока, кто  удостоил фельетонную эпоху серьезного исследования,
мы не будем забывать, что нет ничего глупее и легче, чем смотреть свысока на
заблуждения или дурные обычаи далеких времен.
     В  развитии духовной жизни Европы  было с конца средневековья, кажется,
две важные тенденции: освобождение мысли и веры от какого-либо авторитарного
влияния,  то есть борьба разума, чувствующего свою суверенность  и зрелость,
против господства Римской  церкви,  и --  с другой  стороны  --  тайные,  но
страстные  поиски  узаконения этой  его  свободы, поиски  нового авторитета,
вытекающего  из него  самого и  ему  адекватного.  Обобщая,  можно, пожалуй,
сказать, что в целом эту часто  удивительно  противоречивую борьбу за  две в
принципе  противоположные   цели   дух   выиграл.  Оправдывает   ли  выигрыш
бесчисленные жертвы, вполне ли достаточен нынешний порядок духовной  жизни и
достаточно  ли  долго  будет он  длиться,  чтобы  все  страдания, судороги и
ненормальности  в  судьбах   множества  "гениев",  кончивших  безумием   или
самоубийством, показались осмысленной жертвой,  спрашивать нам не дозволено.
История свершилась,  а была ли она хороша,  не лучше ли было бы обойтись без
нее, признаем  ли  мы за ней "смысл" -- все это не имеет значения. Итак, эти
бои  за "свободу" духа свершились и как раз в эту позднюю, фельетонную эпоху
привели  к тому,  что  дух действительно обрел неслыханную и невыносимую уже
для  него   самого   свободу,  преодолев   церковную   опеку  полностью,   а
государственную  частично,  но   все  еще   не   найдя  настоящего   закона,
сформулированного  и  чтимого  им  самим,  настоящего  нового  авторитета  и
законопорядка. Примеры  унижения, продажности, добровольной капитуляции духа
в то время, приводимые нам Цигенхальсом, отчасти и впрямь поразительны.
     ПризнаЈмся, мы не в состоянии дать однозначное определение  изделий, по
которым  мы называем эту эпоху, то есть "фельетонов".  Похоже, что они,  как
особо   любимая   часть   материалов  периодической  печати,   производились
миллионами штук, составляли главную пищу  любознательных читателей, сообщали
или, вернее, "болтали" о  тысячах разных предметов,  и  похоже, что наиболее
умные  фельетонисты  часто потешались  над  собственным  трудом,  во  всяком
случае,  Цигенхальс признается, что ему попадалось  множество  таких  работ,
которые  он,  поскольку  иначе они  были  бы  совершенно непонятны,  склонен
толковать  как  самовысмеивание  их авторов.
Быстрый переход