|
Я не имею, конечно, права укрывать вещественные доказательства, но я их и не укрывал – рыба на месте. Рассматривайте ее, режьте ее на кусочки, отправьте в ближайшую лабораторию на анализ. Меня возмущает ваш тон, ваш выбор выражений, ваши манеры и ваши методы работы. Только пустозвон мог назвать лгуном человека с моим чувством собственного достоинства. Пойдемте, Арчи. Трудно сказать, чем бы это кончилось, если бы нам не помешали. Когда Вулф направился к выходу в коридор, а следом за ним – я, шериф, лейтенант и другой полицейский рысцой бросились вперед, чтобы загородить нам дорогу, и это им удалось, поскольку ни телосложение Вулфа, ни темперамент не позволяют ему носиться сломя голову. Но выход нам перекрыли только двое, потому что как раз в это время зазвонил телефон, и лейтенант, изменив курс, подошел к столу и снял трубку. Проговорив в трубку несколько слов, он повернулся и позвал Колвина: – Это вас, Колвин. Генеральный прокурор Джессел. Колвин пошел к телефону, а наши две группы – шестеро на стульях, посреди комнаты, и мы вчетвером, стоя у двери, – изображали немую сцену. Разговор был недолгим, и последнее слово оказалось не за ним. Положив трубку, он повернулся, поправил очки и объявил: – Это был мистер Герман Джессел, генеральный прокурор штата Нью Йорк. Перед тем как собрать вас сюда, я звонил ему и обрисовал ситуацию. Он переговорил с губернатором Холландом и сию минуту выезжает из Олбани сюда. Он попросил меня, леди и джентльмены, отложить дальнейшее разбирательство до своего приезда. Он будет здесь где то около восьми. Тем временем мы займемся некоторыми другими версиями. Лейтенант Хопп выставил оцепление вокруг дома, чтобы сюда не проник никто посторонний, особенно представители прессы. Вас я прошу ограничить свои передвижения только домом и верандой. Он поправил упавшие на нос очки. Глава 6 Вулф сидел у себя, в многоцветном кресле, откинувшись на спинку. Глаза его были закрыты, губы сжаты, пальцы сложены в замок на верхней оконечности центральной возвышенности. Я остановился у окна и смотрел на улицу. Шагов за пятьдесят от дома, на опушке леса, стоял полицейский, разглядывая что то на дереве. Я прищурился и тоже посмотрел в ту сторону, решив, что на ветке у самой вершины пристроился какой нибудь репортер, но это была, скорее всего, белка или пичужка. Вулф заговорил у меня за спиной: – Который час? – Двадцать минут шестого. – Я повернулся к нему. – Где бы мы сейчас были, если бы выехали в два часа? – На шоссе номер двадцать два, в четырех милях южнее Хусик Фоллз. – Чепуха! Откуда вы можете знать? – Это то я как раз знаю. Чего я не знаю, так это – почему вы подсунули послу чужую форель. – Они поймали тридцать четыре штуки. Я приготовил двадцать. Только и всего. – О'кей, не хотите говорить – не надо. Если я чего то не знаю, это мне не повредит. Я скажу вам, что я думаю, Я думаю, что этот тип, который наладил нас сюда убивать Лисона, поддерживал с вами связь через форель. Разрезал рыбину, клал туда записку и пускал в реку. Келефи поймал несколько таких, и вам пришлось выжидать, пока повар отвернется, чтобы достать эти записки, и когда… В дверь постучали, я подошел, открыл, и хозяин, О.В. Брэгэн, молча шагнул внутрь. Ну и манеры. Когда я закрыл дверь, он уже прошел через всю комнату и разговаривал с Вулфом. – Я хочу вас о чем то попросить. Вулф открыл глаза. – Да, мистер Брэгэн? К чему нам церемонии? Да и стоять тоже, вроде, ни к чему. Меня всегда смущает, когда приходится говорить с человеком, глядя на него снизу вверх. |
