– Впервые за эти месяцы мне захотелось позвонить домой.
– Рафаэль не знает, что ты здесь. – Она произнесла это так утвердительно, как будто знала наверняка.
– Я оставила записку. – Мне не хотелось встречаться с ней глазами. – Хотя довольно расплывчатую. Он как раз уехал в Балтимор на какую‑то конференцию, и я почувствовала… Я хотела разыскать тебя.
– В Балтимор? Он уехал в январе?
Я кивнула.
– Некоторые вещи не меняются.
Оцеола заржал, и она сказала ему:
– Все в порядке.
– А можно мне как‑нибудь покататься на ком‑нибудь из них?
– Конечно. – Она взяла мои ладони в свои и рассмотрела их. – Ты когда‑нибудь ездила верхом?
– Нет.
– Хорошо, добавим верховую езду в список наук, которые тебе предстоит освоить.
Затем она повела меня к ульям: ряды деревянных ящичков, похожих на те, что содержал мистер Уинтерс возле рощи апельсиновых и лимонных деревьев.
– Здешний мед имеет цитрусовый привкус, – заметила она.
– Он отличается по вкусу от лавандового? – Я подумала о ее кулинарной книге, оставшейся в Сарасоте.
Она остановилась.
– Да. – Голос ее звучал мягко. – По‑моему, с лавандовым медом ничто не сравнится. Но здесь лаванда не растет. Сколько я ни пробовала, рассада всегда погибала.
Тропинка огибала участок с огородом, и мае называла мне растения: арахис, сладкий картофель, помидоры, салат, тыква‑горлянка, тыква столовая и всевозможные бобовые. На краю сада стоял маленький коттедж, выкрашенный голубой краской. Мае назвала его гостевым домиком.
– Мы разводим лошадей, и это дает нам достаточно денег на спасательные операции, – сказала она.
«Спасательные операции?» Но у меня имелись более насущные вопросы.
– «Мы» – это ты и… забыла имя?
– Дашай. Она сегодня на конском аукционе. Завтра вернется.
– Вы с Дашай пара?
Едва обретя мать, я уже испытывала ревность. Я жаждала ее безраздельного внимания. Она рассмеялась.
– Мы пара идиоток. Дашай моя близкая подруга. Я встретила ее, когда убегала, как ты. Она помогла мне купить здесь землю, и мы делим работу и прибыли.
Я смотрела на маму. В волосах ее сверкало солнце, глаза мерцали как топазы.
– Ты влюблена в кого‑нибудь?
– Я влюблена в этот мир, – улыбнулась она. – А ты, Ариэлла?
– Не знаю, – ответила я.
Май во Флориде – интересное время. Мама называла его месяцем последнего шанса: с первого июня пойдут жаркие влажные дни, и начнется сезон ураганов.
В ту ночь температура упала ниже тридцати градусов, после ужина мы накинули свитера и вышли на прогулку вдоль реки. Там я увидела небольшой деревянный пирс, к которому были привязаны каноэ, моторка и водный велосипед.
– Хочешь, прокатимся? – сказала мае.
– На чем?
– Начнем с самого легкого, – решила она.
Я неловко взобралась на водный велосипед, а она отвязала конец и запрыгнула следом, причем так ловко, что велосипед едва шелохнулся. Мы поставили ноги на педали и отчалили.
Полная луна то показывалась, то снова ныряла в облака, ночной ветерок был сладок и пах апельсиновым цветом.
– Ты живешь в чудесном мире, – сказала я.
Она рассмеялась, и звук ее смеха, казалось, искрился в темном воздухе.
– Я старательно его выстроила, – сказала она. – В Саратоге я оставила свое сердце. – Лицо ее не было печально, просто задумчиво. |