Мы направились по тропинке к реке, кони ступали резво, наслаждаясь прогулкой. Я быстро приспособилась к ритму и позволила себе расслабиться.

– Ты хорошо держишься в седле, – сказала мама. Это была ее первая похвала в мой адрес, и я широко улыбнулась. – Но езда не всегда такая мягкая. Потом мы наберем скорость.

Утоптанная тропа вела сквозь мангровые заросли, мимо маленьких прудов и заболоченных лужков к реке, широкой и синей, пахнущей солью. Здесь мы спешились и уселись на большом плоском камне в тени мангровых деревьев.

– Здесь мы устраиваем пикники, – сказала мае.

Некоторое время мы обе молчали. Ветер играл нашими волосами, а мы смотрели на пасущихся лошадей. Оцеола был истинным красавцем: высокий, мускулистый и прекрасный во всех отношениях. Джонни Кипарис был маленький и веселый, как раз для меня.

– Я хочу кататься на нем каждый день, – прошептала я, не сознавая, что говорю вслух, пока мае не откликнулась:

– Разумеется, так и будет.

– Мае, мне надо рассказать тебе кое‑что. – И снова я не собиралась этого говорить. А затем слова хлынули потоком.

– Я убила одного человека, я не хотела, ты не знаешь, кто я, все произошло так внезапно… – Неуклюжие слова, но каким облегчением было их произнести.

Она подняла ладонь – жест, заставивший меня умолкнуть и вспомнить о папе.

Взгляд ее голубых глаз был ясен и безмятежен.

– Не торопись и расскажи все по порядку.

Я поведала ей историю безвременной гибели Роберта Риди в лесах близ Эшвилла. Она перебила меня дважды, чтобы спросить, видел ли кто‑нибудь, как я садилась в машину (этого я не знала), и оставила ли я какие‑нибудь улики (не оставила, к тому же я была в перчатках).

– Тогда, по‑моему, беспокоиться не о чем, – сказала она, когда я закончила.

– Но это же убийство.

– Скорее самооборона, – возразила она. – Он бы изнасиловал тебя.

– Тогда почему мне так плохо? – Я обхватила себя руками за плечи. – Почему я все время об этом думаю?

– Потому что у тебя есть совесть. То, чего он, по всей видимости, был лишен. Ариэлла, судя по тому, что ты мне рассказала, я сильно сомневаюсь, что ты была первой девушкой, которую он отвез туда. Радуйся, что ты последняя.

Я помотала головой.

– Тебя даже не шокировало, что я… что я…

Она рассмеялась.

– Ты так похожа на своего отца, – сказала она. – Вся эта озабоченность вещами, с которыми ничего не поделать. Нет, я не шокирована. С чего бы? Я знала, что ты вампир – хотя не люблю употреблять это слово, – с самого начала.

Если быть точной, сказала она, она с первого триместра поняла, что беременность у нее не «нормальная».

– Я чувствовала себя ужасно. – Она потерла лоб и запустила пятерню в волосы. – Меня все время рвало, а по отношению к твоему отцу я вела себя отвратительно. Я во всем винила его. Но на самом деле беременность была моей затеей.

– Для этого обычно требуются двое. – Это прозвучало так чопорно, что она снова рассмеялась, и я наконец улыбнулась.

– В нашем случае движущей силой была я, – сухо сказала она. – Он тебе ничего об этом не рассказывал?

– Кое‑что. Он сказал, что беременность протекала тяжело. И он сказал, что это ты хотела меня. – Я смотрела на реку.

– И это тоже не совсем верно. Посмотри на меня.