Ничего сложного, а платят неплохо. Конечно же, это работа временная, однако, если все сложится удач-но, они, может, предложат тебе редакторскую ставку и…
– Простая? – сказал я. – Постой-постой. Я же ищу работу в адвокатской конторе. Когда я говорил, что хочу редактировать стихи?
– Разве ты не рассказывал, что в старших классах что-то там писал?
– В газету. В школьную газету. Я писал дурацкие статьи о том, какой класс выиграл фут-больный матч, о том, что учитель физики свалился с лестницы и попал в больницу. Не стихи. Я не умею писать стихи.
– Громко сказано – «стихи». Ведь эти стихи будут читать школьницы. Ничего особенного. Никто тебя не заставляет писать стихи, как Аллен Гинзберг, просто что-нибудь подходящее по случаю.
– Я не смогу написать вообще никаких стихов, – сказал я как отрезал. С чего это я смогу писать?
– Хм, – сказала жена с сожалением. – Но ведь работы в юридической конторе пока не вы-рисовывается.
– Я уже закинул несколько удочек. На этой неделе мне должны ответить. Если не получит-ся, тогда и подумаем.
– Да? Ну, пусть будет так. Кстати, какой сегодня день недели?
– Вторник, – сказал я, задумавшись на секунду.
– Сможешь сходить в банк и заплатить за газ и телефон?
– Хорошо. Все равно собирался идти за продуктами для ужина, зайду по пути.
– А что у нас на ужин?
– Ну, пока не знаю, – сказал я. – Пока не решил. Схожу в магазин и подумаю.
– Слушай, – сказала жена официальным тоном. – Я вот что думаю. Может, тебе вообще не искать работу?
– Почему? – спросил я, вновь удивившись. Кажется, все женщины мира звонят специаль-но, чтобы удивить меня.
– Почему мне не надо искать работу? Через три месяца закончится выплата пособия по безработице. Не время болтаться без дела.
– У нас есть моя зарплата, и с подработками все в порядке. У нас с тобой достаточно сбе-режений. Если не будем транжирить, то вполне проживем…
– А я буду заниматься домашними делами?
– Не хочешь?
– Не знаю, – честно ответил я. – Я не знаю. Подумаю.
– Подумай, – сказала жена. – Кстати, кот не вернулся?
– Кот? – переспросил я и тут понял, что с самого утра и не вспоминал о коте. – Нет, не вер-нулся.
– Не сходишь поискать его по округе? Ведь его уже четвертый день нет.
Я ответил что-то уклончивое, а затем вновь переложил трубку в левую руку.
– Я думаю, он может быть в саду заброшенного дома, в глубине прохода. Сад, в котором каменная фигура птицы. Я его там несколько раз видела. Знаешь это место?
– Не знаю, – сказал я. – А когда это ты одна лазила в проход? Я ни разу от тебя не слы-шал…
– Ой, извини, вешаю трубку. Пора трудиться. Не забудь о коте.
И она дала отбой.
Я несколько секунд смотрел на трубку, а затем положил ее на место.
Откуда жена знает о проходе, подумал я с недоумением. Чтобы попасть туда, нужно из на-шего сада перелезть через довольно высокий бетонный забор, и какой смысл делать это лишь ради того, чтобы оказаться в проходе?
Я пошел на кухню, выпил воды, включил радио, подстриг ногти. По радио шла передача о новой пластинке Роберта Планта. От первых двух композиций у меня заныли уши, и я выключил радио. Вышел на открытую галерею вокруг дома, проверил кошачью миску: сушеная рыба, которую я положил прошлой ночью, так и осталась нетронутой. Кот не вернулся.
Стоя на галерее, я оглядел наш маленький садик, залитый ясным светом раннего лета. Не тот садик, чтобы от одного его вида душа успокаивалась. В течение дня солнце сюда почти не попадает, поэтому земля здесь всегда черная и влажная, а из растений только по краю растет па-ра-тройка невыразительных кустов гортензии. |