|
Но я тебя не знаю. По крайней мере, нико-гда не разговаривал. Сколько ни пытаюсь представить, твоего лица не могу припомнить. – Вот как, – сказала она медленно, с такой интонацией, будто вбивала в мою голову мяг-кий клин. – Ты настолько уверен в своих способностях? Не думаешь, что где-нибудь в твоей го-лове есть слепая зона? Не думаешь, что, если бы ее не было, ты бы добился уже куда большего? У тебя же отличная голова и такие способности. – Ты мне льстишь, – сказал я. – Не знаю, кто ты такая, но я не такой прекрасный человек. Мне не хватает целеустремленности. Поэтому меня все время относит в сторону. – Но мне ты нравился. Когда-то давно. – Давно, – повторил я. Две минуты тринадцать секунд. Слепая зона, подумал я. Наверное, она права. В моей голове, в теле, во всем моем существе есть нечто вроде затерянного в недрах земли мира, который понемногу ведет мою жизнь под откос. Нет, вовсе нет, не понемногу. А значительно. Настолько, что я потерял над этим контроль. – Я сейчас лежу в постели, – сказала она. – Недавно вышла из душа и ничего еще не наде-вала. Ну и ну, подумал я. Ничего не надевала. Это уже смахивает на порно. – Может, надеть нижнее белье? Или чулки? Так тебе больше нравится? – Мне все равно что. Делай, что хочешь, – сказал я. – Извини, но я не из тех, кто любит та-кие разговоры по телефону. – Только десять минут. Всего десять минут. Это же не такая трагическая потеря для тебя? Я больше ничего не требую. Просто ради прошлого. Ответь на вопрос. Тебе больше нравится, когда я обнажена? Или что-нибудь надеть? У меня много чего есть. Пояс с подвязками или… Пояс с подвязками? – повторил я про себя. Сейчас голова кругом пойдет. В наше-то время пояс с подвязками носят разве что модели из «Пентхауза». – Оставайся обнаженной. И не двигайся, – сказал я. Итого четыре минуты. – Волосы на лобке еще не высохли, – сказала она. – Я не вытерла их полотенцем. Поэтому они еще влажные. Теплые и влажные. Очень мягкие волосы. Черные и мягкие. Поласкай их… – Слушай, извини, но… – А ниже, там еще теплее. Словно теплый сливочный крем. Очень тепло. Честное слово. В какой позе, ты думаешь, я лежу? Правая нога согнута в колене, левая отодвинута в сторону. Как будто стрелки часов указывают на десять часов пять минут. Судя по ее интонации, я понял, что она не выдумывает. Она на самом деле раскинула ноги под углом 10.05, а вагина была теплой и влажной. – Поласкай губами. А затем открой. Медленно. Медленно поласкай пальцами. Вот так, очень медленно. А теперь одной рукой прикоснись к моей левой груди. Начиная снизу, нежно погладь, а теперь ущипни сосок. И повтори еще раз и еще раз. Пока я не начну… Ничего не говоря, я повесил трубку. Затем улегся на диван и, глядя в потолок, выкурил си-гарету. Таймер остановился на пяти минутах тридцати секундах. Я зажмурился, и меня накрыла темнота, которую будто как попало намазали разноцветны-ми красками. Ну почему, подумал я. Почему они просто не оставят меня в покое? Минут через десять телефон опять зазвонил, но теперь я не снял трубку. Телефон прозве-нел раз пятнадцать и затих. Вокруг повисла такая глубокая тишина, словно бы сила тяжести ут-ратила равновесие. Глубокая холодная тишина, будто камень, замерзший пятьдесят тысяч лет назад в леднике. Пятнадцать звонков телефона совершенно изменили воздух вокруг меня. Без нескольких минут два я перелез через бетонный забор нашего сада и спустился в про-ход. Мы называем эту дорожку проходом, хотя она и не похожа на коридор. Честно сказать, для нее и названия никакого нет. В буквальном смысле она и дорогой не является. У дороги должен быть вход и выход, и, если следовать по ней, можно куда-нибудь прийти. |
